Одиннадцать оттенков радости
Для того, чтобы радоваться смерти, сначала нужно научиться радоваться жизни. Без первого не наступит второе. А с умением радоваться у нас проблемы.
Успенский пост заканчивается праздником Успения Божией Матери. Для меня в названии праздника звучит не только оттенок успеха жизненного пути, не только успение для пробуждения в вечности, но и глагол «успеть». Успеть не только быть, но и стать. День смерти Божией Матери для нас стал праздником, смерть – поводом для радости. Для атеиста – это абсурд, для богослова – высочайшая цель.
Прийти к смерти, как к празднику и торжеству – означает попасть в самое яблочко успеха всей жизни. Еще задолго до прихода Христа в мир древние греки понимали философию как искусство подготовки к смерти. Но для того, чтобы радоваться смерти, сначала нужно научиться радоваться жизни. Без первого не наступит второе. А с этим у нас проблемы.
Потребность в радости у нас такая же, как и потребность в кислороде. Ведь неслучайно в полюбившейся многим из нас форме молитвенного чтения под названием «акафист» более ста раз повторяется слово «радуйся». Да и сама вера так же, как и Вселенная, получила свое бытие в результате большого взрыва радости от воскресения Христова. Теперь мы ее пытаемся, хоть и вяло, воспроизводить хотя бы раз в год – на Пасху. Вяло, потому что забыли, что такое настоящая радость в принципе.
День смерти Божией Матери для нас стал праздником, смерть – поводом для радости. Для атеиста – это абсурд, для богослова – высочайшая цель.
Раз в год, потому что все остальное время живем в унынии, которое нередко ошибочно называем покаянием. Что такое радость, помнит лишь где-то глубоко спрятавшийся у нас в груди ребенок, которым когда-то был каждый из нас. Но апостол Павел настаивает на том, что радость – это чувство, которое в принципе должно присутствовать в каждом христианине, как ежедневная данность (1Сол. 5:16). А если ее нет, то как же быть? Радость не джинн в волшебной лампе, сколько не три свое сознание убеждениями, что надо радоваться, радостнее от этого не становится. Даже если следовать рекомендациям вульгарного анти-акафиста А. Дельфинова «Радуйся»:
Радуйся… Или по асфальту тебя размажу!
Силой мысли, убеждением, уговорами невозможно заставить себя радоваться. Потому что радость – это чувство сердца, а не эмоция рассудка. Беда нашего времени в том, что жизнь мы стали отождествлять с действием, поступком, мыслью, в то время как она есть просто безостановочный дар Творца.
Мой кот в тысячи раз мудрее меня, когда, слушая и наблюдая на подоконнике за разными формами движения внешних объектов, он не воспринимает их как призыв или условие к какому-либо действию. Падающие листья за окном, бредущие куда-то по асфальтовой дорожке люди, перелетающие с ветки на ветку птицы – все они для него источник удовольствия и радости сами по себе. Хорошо ему на них смотреть. И вообще быть самому по себе, здесь и сейчас – для моего кота уже радость, даже без всякого личного контакта со всем этим многообразием форм, запахов и вкусов.
Все, что происходит вокруг и внутри нас самих – это и есть жизнь сама по себе, а не условия для каких-либо наших действий. Мы разучились чувствовать жизнь как дар, и в этом одна из причин нашего безрадостия. Просто жить, дышать, любить, смотреть на мир и удивляться ему мы уже не умеем.
Кто понял жизнь, тот больше не спешит,
Смакует каждый миг и наблюдает,
Как спит ребёнок, молится старик,
Как дождь идёт и как снежинки тают.
В обыкновенном видит красоту,
В запутанном – простейшее решенье,
Он знает, как осуществить мечту,
Он любит жизнь и верит в воскресенье.
Омар Хайям
26 августа 1921 года в Петрограде был расстрелян Николай Гумилев. С самой ранней юности этот человек зажег свою душу ярким факелом и сжигал ее без сожаления до самого конца. Беспощадно разрезая обыденность ножом вызывающего героизма, нередко авантюризма, и всегда бесстрашия, его душа искала чего-то настоящего, и сам этот поиск доставлял ему радость. Он знал, что где-то там, далеко-далеко, за всеми этими декорациями материальных условностей мира, есть то, ради чего стоит жить и чему можно радоваться.
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Н. Гумилев
Но мы не видим этой изысканной красоты, не знаем «веселых сказок таинственных стран», потому что наша душа «слишком долго вдыхала тяжелый туман» и «верить не хочет во что-нибудь, кроме дождя».
Вторая причина нашей безрадостности в забвении того, что Бог создал этот мир и спас его. Когда-то радость от этой Благой вести была такова, что христианин мог с улыбкой идти в амфитеатр навстречу рыкающим зверям. Он знал тайну – весь мир и все, что в нем, создано Богом, для Бога, и все идет к Нему (Рим. 11:36). Но не знание было источником его радости, а любовь.
Больше всего эликсир радости разлит в творчестве сирийских аскетов. Исаак Сирин, который лишился кафедры, родины, стал изгнанником, рано ослеп, говорил о том, что лишь одна мысль о Боге наполняет его сердце такой любовью, что он не может стоять на ногах от опьянения этим чувством. Переводчикам с сирийского очень сложно найти в русском языке слова, которые могли бы передать то, о чем пишет в своих трудах Иосиф Хаззаия. А там мы находим одиннадцать слов, которые передают разные оттенки радости, притом следуют они в тексте одно за другим. Рассвет творчества сирийских аскетов приходится на период арабских завоеваний: вокруг – море крови, внутри – чувство наступающего конца света, сама их жизнь проходит в голоде, жажде, ежедневном риске быть убитыми фанатичными мусульманами. И при этом преизбыток радости. Что это?
Одна из причин нашей безрадостности в забвении того, что Бог создал этот мир и спас его. Когда-то радость от этой Благой вести была такова, что христианин мог с улыбкой идти в амфитеатр навстречу рыкающим зверям.
Вчитываясь в тексты, написанные этими людьми, делаешь простой и грустный по отношению к нам с вами вывод. Исаак Сирин учит о том, что на самом деле настоящая радость не имеет никакой внешней причины. Она не зависит ни от каких обстоятельств жизни. Заставлять себя радоваться глупо и даже кощунственно. Тогда откуда у них эта радость, которая была чуть ли не смыслом, целью и даже обязанностью жизни аскета? Оказывается, все просто – если ты открыл для себя Бога, то ты не можешь не радоваться. А если ты не радуешься, то это говорит лишь об одном – ты не знаешь Бога.
Иосиф Хаззаия пишет, что там, где Господь, там и радость, иначе быть не может. Любовь всегда одета в радость, в этом весь секрет. Эти люди относились к Богу, как к возлюбленному. Любили Его Самого, любили Его в Его творении, в других людях, жили этой любовью и были от этого счастливы. «Радость моя» – не есть уникальная особенность отношения преподобного Серафима Саровского к людям. В его словах суть и дух каждого православного святого.
Радость – это не то, что будет потом, а то, чем ты живешь сейчас. Если радости в вере не будет, то на ее место обязательно придёт страх, и он станет для нас источником непрекращающегося мучения. И никакая земная любовь не сможет обезболить нас от этой муки.
Н. Гумилев «Я не прожил, я протомился»
Сегодня мы живем в разрушающемся мире. Он хрустит, рвется на части, крошится и стремительно стареет. Стареет и наше тело, внося в душу страдания и скорби. Тем не менее придёт время, когда Бог будет всяческая во всем (1 Кор.15:28). И то, что сейчас происходит с нами и с миром вокруг нас, есть действие Промысла Божьего, глубину которого нам постичь не дано. Поэтому сквозь страдания, слезы, боль мы учимся любить людей Христовой любовью. Ощущение единства друг с другом и с Богом, который содержит все в Своих руках и ведет только к одному Ему ведомой цели, есть источник вдохновения и надежды. А пока в нашей всеобщей, всечеловеческой боли находится точка сосредоточения нашей солидарности.
Третья причина нашей безрадостности в паническом страхе боли и страданий. А их-то как раз бояться никак не стоит.
Существует закон, давно открытый нам святыми отцами – любовь и радость вырастают из боли. А этой благодатной почвы у каждого из нас в достатке. Так не будем же отчаиваться, но поспешим и успеем вырастить на почве своих боли и страха божественные Любовь и Радость! И да поможет нам в этом Пресвятая Богородица.
