История о том, как Иуда и святой служили вместе на одном приходе
22 июня Церковь вспоминает обретение мощей исповедника Рафаила (Шейченко). Чудом сохранившиеся дневники и письма старца открывают перед нами красоту его святой души.
Родился будущий подвижник в 1891 году в слободе Великая Михайловка Новооскольского уезда Курской губернии в семье сапожника. Отец обучил сына сапожному ремеслу. Повзрослевшего Родиона (так нарекли мальчика родители) призвали в армию и ему пришлось участвовать в боях во время Первой Мировой войны. В армии он получил еще одну специальность, закончив военно-ветеринарную фельдшерскую школу. Там же на собственном опыте узнал уродливый лик войны с ее нескончаемыми потерями, болью и смертями. После демобилизации в 1918 году, когда уже всем было понятно отношение большевиков к Церкви Христовой, Родион направился прямиком к Оптиной пустыни.
Оптина пустынь всегда была любимым местом с юности стремившегося к вере сына сапожника. И сейчас, когда привычный уклад жизни был уже разрушен, а в отношении Церкви вот-вот должны были развернуться масштабные гонения, вчерашний солдат направил свои стопы к благословенной Оптине. Не то чтобы у него не было сомнений. Сомнения были. Но они не смогли пошатнуть решимость совсем еще молодого человека.
Через много лет, отбывая очередное заключение в советском лагере в пятидесятых годах, батюшка вспоминал об этом моменте:
«Ранним майским утром, в расцвете своей весны, подошел я к святым воротам Оптиной пустыни. Вокруг царила майская утренняя тишина, и весенняя прелесть пробуждающейся природы ласкала взор и радовала сердце. Щебетали радостно птицы, благоухали начинающие расцветать вокруг монастыря фруктовые сады; где-то вдали, на берегу реки Жиздры, в зарослях разливались утренние, звучные трели соловья.
Святые ворота обители уже были открыты. Богомольцы с умильными лицами спешили в святой храм. Но не спешил войти только я. Какая-то сила удерживала меня. Я остановился у святых ворот, погруженный в думу. Ведь я шел в Оптину пустынь не только помолиться, но и поселиться. Я нес сюда свою волю, свою юность, свою жизнь. Я шел сюда умереть для мира. Душа моя рвалась войти. Но иной голос, голос юности и плоти, взывал ей: куда ты влечешь меня? Там вдали оставлены тобою престарелые родители. Ждут тебя кровные братья, юноши, друзья и девы. Там ждет в тоске та, которую ты чисто любил о Господе... А тут, за этим порогом, на всю жизнь ждут тебя подвиги, еще неведомые тебе. Куда ты ведешь меня?! Так вопияла во мне плоть и кровь. Но и порывы души моей не унимались. Душа рвалась – туда, за святой порог. Она готова была на все жертвы труда и подвига. Она готова была хоть на смерть.
В это время внимание мое и взор были обращены на святые врата, где во весь рост человека возвышался Ангел. В одной руке он держал святой крест, как символ страдания, а в другой – венец, как символ награды и славы. Путь на небо всякому последователю Христа предлежит только через голгофу, с крестом в руках, с крестом на плечах. Других путей на небо нет, все другие дороги ведут в адовы места. Без креста – нет венца! Я переступил благоговейно святой порог обители и... взял святой крест, сказав: "Се покой мой – зде вселюся в век века! Кресту Твоему поклоняюся, Владыко!"»
В августе 1918 года Родион был принят в число послушников Оптиной пустыни. Как раз к этому времени докатились до обители большевистские гонения. Сначала монастырь зарегистрировали как племенное хозяйство, а через пару лет закрыли вовсе. Послушник Родион, поселившись недалеко от Оптиной, стал зарабатывать на жизнь сапожным ремеслом. В 1928 году викарий Калужской епархии владыка Стефан (Виноградов) постриг послушника Родиона в мантию с именем Рафаил, а затем рукоположил в иеродиакона.
В феврале 1930 года начались массовые гонения на поселившихся в Козельске оптинских монахов. Формальной причиной для этого было возмущение советской властью местных крестьян, которые подняли небольшое восстание на рыночной площади. Монахи к этому никакого отношения, конечно же, не имели, но этого и не требовалось. Главное для ОГПУ было найти подходящий повод. Отца Рафаила вместе с другими оптинскими насельниками обвинили в том, что он «входил в состав монашеско-монархической контрреволюционной группы, которая ставила свой целью свержение советской власти и восстановление царской монархии». В том же 1930 году иеродиакон Рафаил был приговорен в десяти годам исправительно-трудовых лагерей.
Выжить в лагере ему помогло полученное во время Первой Мировой войны образование фельдшера-ветеринара. Работая в лагере по этой специальности, отец Рафаил жил в одном из пустых загонов для свиней и имел возможность питаться тем, чем большевики кормили животных. Это спасло его от голодной смерти.
В заключении отец Рафаил не скрывал своей веры. Он даже имел возможность беспрепятственно молиться у себя в свином загоне. Видя, что иеродиакон не оставляет своих убеждений и даже проповедует о вере другим заключённым, руководство лагеря добавило ему еще шесть лет тюрьмы и отправило в северные лагеря с более жесткими условиями труда.
В ноябре 1943 года отец Рафаил был освобожден из заключения и поселился недалеко от Козельска. В 1944 году по просьбе прихожан митрополит Николай (Ярушевич) рукоположил иеродиакона Рафаила в иеромонахи и назначил настоятелем Благовещенской церкви. Преодолевая огромные трудности, отец Рафаил смог, к большому неудовольствию властей, восстановить храм, придав ему благолепный вид. Двери кельи старца были всегда открыты для страждущих и обременённых людей, чающих Христова утешения.
Батюшка также вел обширную переписку с многими из своих духовных чад. Вот отрывки из некоторых его писем:
«Родная моя Татиана, Господь кого хочет привести к Себе, к познанию Себя, тому посылает непрестанно скорби. То, что все мы кратковременные странники на земле – есть осязательная истина. Наше бытие меньше, чем мгновение. Наша жизнь сравнительно с вечностью ничтожнее, чем росинка сравнительно с океанами вод. То, что мы обращаем так мало внимания на эту вечность, забываем ее – есть верный признак нашего падения не только в теле, но еще больше в уме, в сердце. Познание Бога, познание себя – есть истинная мудрость, истинное сокровище, истинное счастье человека на земле».
«Христос Воскрес, милая моя Валя! Человеку лишившемуся благодати Божией, изгнавшему из своей души Бога неверием, ожесточением, Рай будет адом, ибо он принесет в Рай ад своей души. Царство Божие начинается здесь, на земле, так же, как и ад – внутрь нас. Скорби и болезни – наш земной удел, в них мы, как злато в горниле, очищаемся от всякой примеси греховной. Ими совершенствуется, закаляется наш дух, укрепляется вера и понимание своего ничтожества, бессилия, кратковременного пребывания на земле. Скорбями и болезнями Господь говорит нам: опомнись, человек! не увлекайся, как малое дитя, игрушками, скоро гибнущими прелестями мира сего. Ты на земле путник мгновенный, жизнь твоя – краткий сон. Там, за порогом твоей могилы, ждет тебя вечность. Живи разумно, человечно. Постарайся приготовить себе место, достойное твоего звания. Твое пристанище Небо. Твое сообщество – ангелы и все святые!!!»
Но вот снова беда постучала в дом. Называлась эта беда – священник Сергий Шумилин. В апреле 1948 г. он был назначен проходить службу в Благовещенском храме, настоятелем которого был отец Рафаил. Отец Сергий был ставленником архиепископа Василия (Ратмирова). Ранее Василий Ратмиров числился обновленческим епископом. Он не стыдился приходить в храм на службу, покуривая папироску и под ручку со своей молодой женой. В 1939 г. В. Ратмиров отрекся от веры вовсе и пошел работать бухгалтером в светское учреждение. Но в 1942 году сотрудники НКВД снова призвали его «на церковную службу». Задача В. Ратмирова была простая – направлять осведомителей из числа сотрудников спецслужб на церковные приходы. Одним из таких осведомителей и являлся священник Сергий Шумилин. Присутствие этого «пастыря» навевало ужас на всех прихожан храма, так как они знали, кто он на самом деле.
Нужно сказать, что отец Сергий был профессиональным сотрудником госбезопасности с выработанным безукоризненным ласковым и приветливым стилем общения, вежливым, обходительным и «по-христиански настроенным». Сумев расположить к себе старосту храма рабу божию Наталию и, настроив ее против старца, он стал собирать необходимый материал для уголовного дела против отца Рафаила. Много времени у отца Сергия это не заняло. Весьма показательны факты «антисоветской деятельности» старца Рафаила, которые ему удалось собрать. Вот лишь некоторые из них:
«Отец Рафаил обманывал советских людей, навязывая им мысль о том, что есть загробная жизнь, Бог, будет страшный суд и воздаяние».
«В проповеди о преподобном Иоанне Дамаскине отец Рафаил говорил, что при дворце халифа преподобный Иоанн жил в такой роскоши, что им (советским людям) сложно даже представить. Косвенно служитель культа таким образом указывал на то, что уровень жизни наших граждан очень низкий».
«Проповедуя о святителях Василии Великом и Григории Богослове, отец Рафаил говорил о том, что те были воспитаны в благочестии и знали только две дороги – в храм и в училище. Что, даже будучи юношами, они избегали всяких светских развлечений. Так этот служитель культа внушает своим подопечным необходимость избегать советских культурных мероприятий, воспитывая их в мракобесии».
Такими «неоспоримыми» аргументами отец Сергий наполнил папку с материалами об «антигосударственной» деятельности старца Рафаила, которая, по его мнению, была направлена на разрушение советского строя. 12 ноября 1949 года особое совещание при МГБ СССР приговорило отца Рафаила к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Старец писал оттуда своим духовным чадам:
«Сын Божий, искупивый нас, грешных, на Кресте Голгофском Своими страданиями, в Своей предсмертной молитве взывает ко Отцу Своему за распинателей Своих: "Отче, прости им, не ведают, что творят!" Прошу и за меня, и за себя – не сердись ни на кого, а тем более на отца Сергия, как не сержусь ни на кого и я. Я все простил и буду молиться о нем не как за врага, а как за благодетеля спасения моего – да помилует и спасет его Господь. То, что совершилось со мною, произошло не по хотению человеков, а по воле Божией – ко спасению моему. Этой воле Божией я покорен и готов на все виды страданий и смерти».
«Чадо! Прошу не огорчайся и не сетуй на Наташу, как не огорчаюсь ни на кого я. Кто весть пути и судьбы Господни? Разве Сыну Божию подал чашу Каиафа или Пилат, или Иуда, предавый его? Нет, Отец Небесный. Мой долг не судить, а простить всех, всех и за всё».
«Получил покаянное письмо от Наташи, ответил ей всепрощением, и да простит Господь всех, сотворших мне злая за благая. Слава Богу за все!»
Самой Наталье, которая вошла в сговор с «отцом» Сергием он писал: «Мир и спасение от Господа – скорбящей душе твоей, чадо мое Наталия!..»
Господь давал старцу и немало утешений. «Видел, – пишет он, – себя во сне стоящим перед иконой Божией Матери и воспевал: «Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим! И пал долу в прах. О святые незабвенные мгновения!»
«Прошлую ночь видел себя во сне в некоем величественном алтаре. Нужно было священнослужителю возглашать: «Слава Тебе, показавшему нам Свет!» У Святого Престола никого не оказалось и повелением кого-то аз, грешный, увидел себя предстояша и воздевша свои недостойные руцы – сладце возгласивше: «Слава Творцу, озарившему нас Светом!».
«Ночью во сне сладко-пресладко воспевал: «Величай, величай, душе моя, Честнейшую и Славнейшую горних воинств Деву Пречистую Богородицу!» И слышу глас некоего духовного мужа: «Аще хощеши спастися – возлюби страдания!»
Поэтому большинство писем старца были о необходимости и спасительности страданий. «Умоляю: не скорби паче меры, а особенно Боже упаси тебя унывать, ибо уныние есть смерть души. Обо мне не скорби, а молись. Ничего не желаю кроме того, чтобы укрепил меня Господь, даровал христианскую кончину живота моего и добрый ответ душе моей на Страшном Суде Его! А где это совершится и как, где лягут мои кости – весть Господь, и да будет на это Его святая воля. Ему слава за все, за все и во веки!!! Митры, кресты драгие и славу суетную оставлю честолюбцам».
«Мне не горестно, но сладко и спасительно претерпеть все – клевету, глад, изгнание, страшен только грех, а пред ним и самая смерть чепуха. Неужели аз, безумный, окаянный, ничтожнейший прах, дерзну просить от Господа к себе большего внимания, чем заслуживал того святой Иоанн Златоуст, окончивший дни свои в изгнании? Да не будет! Свое пребывание под спудом, свое уничижение и скорби не променяю ни на какие суетные радости, а свою умиленную, покаянную и радостную слезу – ни на какие чины, славу и сокровища мира сего. Но пою, славлю и благодарю за все Бога моего, взывая купно со святым мучеником Евстратием: "Телесныя бо страдания, Спасе, суть веселие рабам Твоим"».
«Мир ти и спасение от Господа, честная мати и чадо мое Любовь! Ты пишешь, что тебя тяготит порой одиночество. Мы здесь 40–60 человек, как в улье пчелы, добавь к сему игры, ругань, споры, зависть, озлобленность и многое другое – до потери человечности. Поверь, что жизнь в лесу, в пещере, была бы для меня отблеском Рая на земле. Но надо терпеть, смиряться и паче благодарить Господа, спасающего мя».
«Праздник Светлого Христова Воскресения встречал за замком и решеткой центральной пересылки в жуткой обстановке и в еще более жуткой человеческой среде теряющих образ не только Божий, но и человеческий. Но непреложна истина, что с Господом в душе и сердце и во аде – Рай. В 12 часов ночи, прославив купно со всеми вами Воскресшего Господа, я из сей дали радостно приветствовал всех вас, "Христос воскресе!" И чуяли мои сердце и душа отклики душ ваших: "Воистину воскресе!"»
Освобожденный в 1955 году, старец вернулся домой глубоко больным человеком. Указом архиерея он был назначен вторым священником в ту же самую Благовещенскую церковь, где настоятелем по-прежнему был тот самый отец Сергий Шумилин, посадивший старца в тюрьму… Благодатная мудрость иеромонаха Рафаила была такова, что к нему стали приезжать люди с самых разных уголков страны. Обладая дарами прозорливости, видения души, имея огромную любовь к Богу и людям, отец Рафаил отдавал себя своей пастве без остатка. Дверь его дома всегда была открыта для всех ищущих Господа.
В 1957 году старца поразил инсульт. Духовные чада батюшки хотели привести к нему опытного врача, но отец Сергий воспрепятствовал этому, аргументируя тем, что не нужно лишний раз беспокоить больного. Таким образом настоятель храма не допускал к умирающему старцу врачей до тех пор, пока их помощь не стала уже не нужной. Отец Рафаил сначала лежал в полном сознании парализованным, потом у него отнялась речь, далее слух, зрение, и наконец наступила кома.
19 июня 1957 года старец умер. Гроб с его телом несли на кладбище в течение целого дня, потому что огромное количество людей, узнав о кончине духовника, стали массово приезжать в Козельск. Новоприбывшие останавливали шествие погребальной процессии, желая проститься со старцем. На все протесты и нервное недовольство отца Сергия никто из них не обращал никакого внимания.
Иеромонах Рафаил был погребен на старом мирском кладбище в городе Козельске. Но подвиг исповедника и пастыря Церковью не забыт. Сначала, в 2005 году, по благословению Святейшего Патриарха Алексия мощи преподобноисповедника Рафаила были перенесены на братское кладбище Оптиной пустыни, а через два года помещены в Преображенском храме монастыря. Имя старца Рафаила включено в Собор новомучеников и исповедников для общецерковного почитания.
