Андреев путь. Человеку, который увидел ангела, посвящается

«Рублёв  в  фильме – это  переодетый   сегодняшний  "творческий интеллигент",  отделённый  от  дикой толпы  и разочарованный  ею. Мировоззрение  Рублёва  оплощено  до современных  гуманистических интенций: "я для них, для людей, делал", – а они,  неблагодарные, не  поняли.  Здесь  фальшь,  потому  что  сокровенный  иконописец "делает" в  главном и  высшем – для Бога,  икона – свидетельство веры, и людское неприятие не  сразило бы Рублёва.»

Так в своей разгромной,  истеричной  (присмотритесь к  слогу «великого писателя» в этой статье) манере высказался о фильме А.Тарковского, посмотревший его в Вермонте А.Солженицын.

И сам не заметил, как впал в ту же ошибку, что и Феофан Грек из фильма: «Я Господу служу, а не людям…», «иконописец "делает" в  главном и  высшем – для Бога,  икона – свидетельство веры». Спутал что-то Александр Исаевич, зачем Богу иконы? Зачем Ему вообще какое-то  «свидетельство»?

В отличие от Солженицына Феофан в фильме свою ошибку признает, когда Андрей в разоренном храме, сожалея о сгоревшем иконостасе, говорит ему: «Я ведь для людей делал… правду ты тогда говорил», и Феофан ответил ему: «Я тогда ошибался… а ты теперь ошибаешься».

Так для кого же и зачем творит художник?

Думаю, именно на эти вопросы искал для себя и нас ответы режиссер Андрей Тарковский, работая над фильмом о святом иконописце Рублеве.

Василий Ливанов (тот, что потом сыграет нам на радость самого лучшего Шерлока Холмса) принес двум своим друзьям Андрону Кончаловскому и Андрею Тарковскому идею – сделать фильм про Андрея Рублева. Сам уехал на съемки, а друзья, загоревшись идеей, принялись за работу. Когда Ливанов со съемок вернулся, Кончаловский и Тарковский показали ему уже готовый сценарий – здесь дружба обиженного на друзей Ливанова с Кончаловским и Тарковским заканчивается и начинается нелегкая судьба картины.

Подготовительное время фильма выпадает на 1962-1963 годы. Годы «оттепели» и одновременно гонений на церковь с обещанием «показать по телевизору последнего попа» и разгромом выставки в Манеже.

Но сила творчества уже столкнула с мертвой точки этот проект – Мосфильм не без правок, но принял сценарий.

О жизни святого иконописца Андрея Рублева известно очень мало.  Краткие сведения в Житии преподобного Никона; «Отвещание любозазорным» святого Иосифа Волоцкого; «Сказание о святых иконописцах» конца XVI – начала XVII вв.; летописные упоминания; запись о могиле святого Андрея начала XIX в.; упоминания в месяцесловах.

Судя по прозвищу или фамилии, которые в 14-15 веках носили только зажиточные граждане, был Андрей не из «простых». Когда и где был рожден – неизвестно. Где и у кого учился – тоже. Из стенописи во Владимирском  Успенском соборе, там, где «море отдает мертвых», понятно, что корабль нарисован технически точно, значит, видел Андрей морские греческие корабли, может и побывал там, может и поучился. Только одна точная дата – 1408 год – начало работы над росписью собора во Владимире. Только один верный другь – сопостник Даниил Черный. По его свидетельству и началось почитание иконописца Андрея Рублева святым.

Но главные свидетельства жизни и служения Рублева оставил он сам – икона Троица, стенопись Успенского собора во Владимире, да роспись с орнаментом в Даниловом монастыре – то, что доподлинно принадлежит его кисти. Об остальном же, фактах жизни и творческом наследии до сих пор спорят специалисты.

Зачем же Тарковскому понадобился Рублев?

Солженицын утверждает в своей статье, что «он хотел критиковать  советскую  действительность  эзоповым  языком».

С этим ни за что не соглашусь.

Мелкое занятие – что-либо критиковать. Особенно для Андрея Арсеньевича, способного только на творчество, не глядящего под ноги, устремленного вдаль. Неважно, историческая это даль или даль фантастического будущего.

Присмотритесь к кадрам фильма –  там даль всегда светла. Часто герои, находясь на переднем плане кадра, смотрят в даль, повернувшись к зрителю спиной. Это его находка – задний план светлее переднего, хотя снимать это довольно сложно технически. Но в «Рублеве» всегда только так: пусть по переднему плану льет беспробудный дождь, но дальний уже светел, уже небезнадежен.

Философ Дмитрий Скворцов говорит о том, что А.Тарковский «человек средневекового типа сознания, это значит, что для него существует Истина и Она одна. И к Ней можно прийти. Для Тарковского искусство – это способ познания, не развлечение, не самовыражение, это строгая наука постижения реальности».

А вот с этим соглашусь. Не знающий Истины человек, не может свидетельствовать о Ней так, как это делает в фильме о Рублеве Тарковский, как это делает сам Рублев.

Это и роднит этих двух Андреев – путь поиска Истины. Это путь каждого художника – писателя, иконописца, режиссера, инженера или композитора, да любого  творца.

Думаю, поэтому режиссер и хотел назвать свой фильм «Страсти по Андрею» – не только по святому иконописцу, но и по себе, и по всякому, кто, беря в руки орудие своего творчества, ищет Истину.

В каждой новелле фильма главный герой – художник в своем роде, каждый на своем повороте пути.

Эпизод с полетом на самодельном шаре – это тот акт бесстрашия, без которого невозможно творчество. Это первый к нему шаг – дерзновение, отрыв от твердой почвы известности, к неизведанному, угадываемому.

Кстати, летящего мужика там сыграл московский поэт Николай Глазков.

Эпизод со Скоморохом, это пример «простого артиста» строящего свои прибаутки на грани дозволенного, ради улыбки зрителя и куска хлеба.

В эпизоде с иконописцем Кириллом, его зависть к Андрею, отбирает у него и те небольшие способности к искусству, что у него были, и доводит до предательства. Но искра Божия, что все же была в нем, заставляет его раскаяться,  смириться со своей бездарностью, умолять Андрея вернутся к иконописи.

Отчаянная надежда колокольного мастера Бориски на помощь Божью в финальной новелле.

И путь самого Андрея Рублева  и его поиски ответов на вопросы – кому и для чего нужно вотэтовотвсе – начатые в споре с Феофаном Греком – о том, кому должен служить иконописец – Рублев утверждает, что людям. Утверждает это же и в споре с Даниилом Черным, о том, писать ли страшный суд. Снова Андрей защищает людей – не надо пугать, надо давать надежду на милость Божию.

Эти его убеждения подвергаются тяжелому испытанию – те люди, что заказывали резчикам да иконописцам храмы да образа, крещеные и православные – выкалывают глаза мастерам, чтобы брату родному не сделали палат лучше.  Сговариваются с татарами идти на родного своего, жгут города, убивают людей, грабят церкви – потому что те братовы, а не свои. Этим ли людям служить своим искусством?

И горько отвечает Феофану Андрей Рублев: «Не нужно это никому…».

И горько отвечает отцу Андрей Тарковский, принявший решение остаться в Италии: «Может быть, ты не подсчитывал, но ведь я из двадцати с лишним лет работы в советском кино – около 17 был безнадёжно безработным».

И только в конце, после долгих лет молчания, тронутый сочувствием к Бориске, пережившем и великий труд, и великое потрясение – труд без помощи отца, уповая только на Бога, и потрясение – что Бог увенчал этот труд – зазвучал этот колокол, Андрей говорит Бориске: «Какую радость для людей сотворил…а плачаешь».

Он-то знает, что это за слезы – это жалоба Творцу на тяготы, на сомнения, на страх и благодарность за успех.

«То давление, которое испытывает Рублев, оно не какое-то исключительное, художник всегда испытывает давление. Художник существует только потому, что мир не благополучен, только поэтому существует искусство.  Если бы мир был прекрасен, гармоничен, искусство не нужно было бы. Человек бы не искал гармонии,  он бы жил гармонично…»  – говорит Андрей Тарковский, попавший так же, как Андрей Рублев, между «невозможностью творить вне родины, и невозможностью творить на родине».

И один, и другой выбрали служить  своим даром. Не смотря ни на что.

Так ради чего и кого?

Вот они, эти простые ответы, давшиеся Андрею Рублеву и Андрею Тарковскому такими трудами:

Вот ради этой «радости для людей». Радости, которая свидетельствует людям о Боге.

Чтобы оставить такие свидетельства в своем творчестве, надо иметь пример перед глазами. Вот поэтому глядя на Троицу Рублева, Тарковский и вглядывался в глубину времени и неизвестности, вглядывался в глаза художника, видевшего Истину, чтобы самому никогда не ошибиться. 

На могиле  Андрея Арсеньевича Тарковского написано «Человеку, который увидел ангела».

Вчера, пересматривая «Андрея Рублева», я впервые заметила там ангелов. Они белы, почти сливаются со снегом, но они есть.

Присмотритесь и вы.