Исцелять тело и душу: святитель Лука Крымский

На его иконах – крест и скальпель, хирургические зажимы и Евангелие, епископская панагия и стерильная белизна клобука. Жизненную историю святителя Луки Войно-Ясенецкого современнику сложно назвать житием – настолько она проста и понятна многим. Еще живы его бывшие пациенты, студенты, сотрудники, люди, которым посчастливилось жить рядом со святым. Жернова репрессий и гонений 30-тих не пощадили ни его уникальных способностей хирурга, ни таланта художника, ни гения ученого, ни, тем более, священнического сана. Тем не менее, политзаключенный, прошедший ссылки и тюрьмы, пытки и поношения, стал… лауреатом Сталинской премии, автором 55-ти научных трудов. Работы Луки Феликсовича Войно-Ясенецкого по гнойной хирургии и в наши дни остаются настольными книгами хирургов. Ему же, только уже как святому Луке Крымскому, сейчас молятся по всему православному миру. А 12 томов проповедей святителя – неиссякающий родник христианской и житейской мудрости.

…«Laudetur Jesus Christus!» – дедовской латиной возблагодарил Господа Феликс Войно-Ясенецкий, керченский провизор, урожденный католик. Перекрестившись, он принял на руки новорожденного сына и с нежностью и волнением посмотрел на жену. Мария, от усталости только прошептала «Слава Богу!», справа налево осенила себя крестным знамением и измученно упала на подушки. Акушерка местной больницы, которая присутствовала на родах, и давно знавшая Войно-Ясенецких, уже привыкла к таким особенностям этого семейства, поэтому только улыбалась, глядя на счастливых супругов. Они умудрялись жить в мире и благодарности Богу, детей воспитывали в любви, хоть и не в большом достатке, но в честности и порядке. Мальчика назвали Валентином.

«Религиозного воспитания я не получил, и если можно говорить о наследственной религиозности, то, вероятно, я унаследовал ее главным образом от очень благочестивого отца», — уже на склоне лет напишет в мемуарах архиепископ Лука.

Но все-таки пытливое сердце мальчика волновали вопросы веры, тем более, после переезда в Киев, с его многочисленными обителями и храмами. Валентин получил неплохое образование, параллельно закончив гимназию и Киевское художественное училище. Вместе с аттестатом он получил подарок, прочтение которого решительно изменило жизнь юноши, переделив ее на до и после. Ответы на многие вопросы, волновавшие его, он нашел в небольшом томике Нового Завета – подарке директора гимназии. Ответы, впоследствии превратившиеся в вопросы…

– А надо ли? Тот ли путь я выбираю? – вопрошал сам себя Валентин, готовясь ко вступлению в Петербургскую Академию художеств. Недолгие колебания кончились тем, что он признал себя не вправе заниматься тем, чем ему нравится, и обязан заняться тем, что полезно для страдающих людей. Чем не евангельский урок? Через некоторое время Войно-Ясенецкие получили телеграму из Петербурга: «поступаю на медицинский тчк». Но не сложилось: все места были уже заняты, и Валентин принял решение поступать на юридический факультет с тем, чтобы позже перейти на медицинский. Год терпеливо изучал историю и философию, политическую экономию, римское право. Но любовь к живописи взяла свое и привела юношу в частную шко¬лу профессора Книрра в Мюнхене, так, впрочем, и не подарив спокойствия для сердца. Через год из мюнхенского поезда на перрон станции Киев сошел высокий, интеллигентного вида молодой человек с небольшим чемоданом и мольбертом в полотняном чехле – Валентин Войно-Ясенецкий возвратился домой. То ли народнические веяния, царящие в обществе того времени, то ли так хорошо усвоились евангельские уроки, но в 1904 году в радостной стайке выпускников медицинского факультета Киевского университета имени святого Владимира был и Валентин. Умному юноше учение давалось несложно, к тому же умение рисовать вместе с отличным знанием анатомии сделало его неплохим хирургом. Не хватало практики.

У Валентина были не слишком амбициозные планы: «Я изучал медицину с исключительной целью: быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям», — напишет он потом в своих мемуарах, но Господь опять распорядился по-своему.

Кровавое зарево русско-японской войны приблизилось к Киеву. В составе медицинского отряда Красного Креста Войно-Ясенецкий отбыл на Дальний Восток. Там, в госпитале Читы началась его лекарская практика.

Главврача удивляло, как безошибочно точно проводит операции молодой хирург. Войно-Ясенецкий сразу же стал оперировать на костях, суставах и черепе, ювелирно работая скальпелем. За каждой его операцией наблюдало несколько пар глаз, но в одних светилась не только рабочая заинтересованность. Анна Васильевна Ланская, «святая сестра», как называли девушку в госпитале, была завидной невестой и объектом всеобщего обожания. Два врача добивались ее руки, но ссылаясь на обет безбрачия, Анна отказала обоим. Ради Валентина она нарушила слово, данное Богу…

Русско-японская война закончилась и в Валентина наконец появилась возможность стать тем, кем он мечтал – земским врачом. Двенадцать лет он трудился в городских и сельских лечебницах Симбирской, затем в Курской, Саратовской губернии, на территории Украины, наконец, в Переяславле-Залесском. Анна Васильевна была ему верной помощницей и дома, и на работе, но, наверное, как кару за нарушенный обет, Господь наказал ее ужасной ревностью, что терзало и ее саму, и не давало покоя Валентину. Впрочем, Анна находила утешение в воспитании четырех детей, а доктор Войно-Ясенецкий всего себя отдавал профессии. У его дома, где бы он не жил, всегда стояли очереди из больных, и никого он не отправлял без помощи. Брался за самых безнадежных, известен случай, когда он прооперировал молодого нищего, который потерял зрение еще в раннем детстве. Утром, уже месяца через два после операции, Валентин Феликсович вышел на крыльцо и отшатнулся от увиденного: взявшись за палки друг друга, к нему пришли слепые со всей округи.

Кроме операций на глазах, доктор Войно-Ясенецкий вплотную занялся исследованием вопроса регионарной анестезии. В то время, когда больные умирали, попросту, не перенеся наркоза, правильное обезболивание было чрезвычайно актуальным, ведь многие земские врачи отказывались либо от анестезии при операциях, либо от самих операций. Валентин Феликсович разработал уникальный метод обезболивания, сложный по исполнению, но щадящий по последствиям, когда укол при этом способе делается в строго определенные участки тела — по ходу нервных стволов. Этой теме он посвятил и свою диссертацию, а в 1915 году вышла в свет его книга на эту тему, удостоившаяся премии Варшавского университета. Денег за нее доктор Войно-Ясенецкий так и не получил – небольшой тираж мигом разошелся, и он не смог предоставить в Польшу нужные несколько книг. Необходимые для работы познания Валентин Феликсович получал каторжным трудом: только для исследования вариантов обезболивания трой¬ничного нерва пришлось препарировать в морге триста черепов. Войно-Ясенецкий обладал невероятной трудоспособностью. В 1913 году он один делал тысячу операций в год.

О том, чтобы посвятить жизнь служению Богу, в то время Валентин Феликсович даже не помышлял. Шла гражданская война, он работал хирургом и главврачом городской больницы. Недостатка в больных не было, впрочем, как и свободного времени. Бывало, что Войно-Ясенецкий сутками не выходил из операционной. Спасал чужие жизни, но не уберег родного человека: Анна, жена доктора, в считанные дни сгорела от туберкулеза. Неожиданно оказавшись один с четырьмя детьми, Валентин Феликсович принял предложение Софии Сергеевны Белецкой, операционной сестры, женщины одинокой и бездетной, стать приемной матерью его детям. В своих мемуарах он потом будет вспоминать, что она приняла это решение как милость Божию к ней.

А перед Войно-Ясенецким стоял новый жизненный путь: путь служению Церкви. До сего момента, он регулярно посещал воскресные и праздничные богослужения, был активным мирянином и, в силу своей образованности, отличным и убедительным оратором. Однажды, услышав его выступление, епископ Ташкентский и Туркестанский Иннокентий отвел доктора в сторону и предложил ему стать священником.
Святитель Лука так вспоминает в своих мемуарах: «У меня никогда и мысли не было о священстве, но слова Преосвященного Иннокентия я принял как Божий призыв архиерейскими устами и, минуты не размышляя, сказал: “Хорошо, Владыко! Буду священником, если это угодно Богу!”»

И он действительно стал священником, не оставив, при этом, хирургии. Как профессор медицины, читал лекции по топографической анатомии и оперативной хирургии в рясе и с крестом на груди. Оставаясь главным хирургом Ташкентской городской больницы, служил по воскресеньям в соборе, а после вечерни вел долгие беседы на богословские темы, перед каждой операцией молился, благословлял больных. Это было крайне опасным занятием – парттройки без суда и следствия чинили расправы с неугодными, по всей стране шла волна репрессий и ссылок, полыхала гражданская война. Однажды в больницу поступило указание властей убрать из операционной икону. Войно-Ясенецкий наотрез отказался и ушел из больницы, заявив, что вернется только тогда, когда образ вернут на место. Ему отказали, но через несколько дней в больницу привезли тяжелобольную жену высокого партийного начальника, желавшую оперироваться только у Войно-Ясенецкого. Местным чекистам пришлось пойти на уступки: вернулся главврач, а вместе с ним вернулась и изъятая икона.

Валентин Феликсович был бесстрашным оратором, умевшим убедить любого. Как-то ему пришлось выступить в «деле врачей», которых обвиняли во вредительстве. Руководитель Ташкентского ЧК Петерс, человек жестокий и неверующий, сознательно вызвал Войно-Ясенецкого в качестве эксперта-хирурга, чтобы превратить заседание в показательный процесс и высмеять «мракобесов». Отец Валентин, смело защищая осужденных к расстрелу коллег, разбил доводы Петерса на корню. Взбешенный чекист набросился на хирурга:

— Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?

— Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель? — ответил тот.

Зал разразился хохотом и аплодисментами. Петерс продолжал:

— Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы видели своего Бога?

— Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил. Надо ли говорить, что «дело врачей» с треском провалилось.

Местная Церковь также переживала не самые легкие времена, раздираема обновленцами. Уфимский архиерей Андрей принял решение о тайном монашеском постриге отца Валентина и о его епископской хиротонии. Так хирург Войно-Ясенецкий стал епископом Лукой. Народ прислушивался к новому епископу, а он призывал блюсти веру от обновленства и хранить Православие. Влиятельный архиерей был как кость в горле для местных властей. Они искали любой путь, чтобы упрятать его в ссылку. И нашли. Было выдвинуто обвинение, по которому епископ Лука подозревался «в связях с оренбургскими контрреволюционными казаками и в шпионаже в пользу англичан через турецкую границу». Все это он делал, якобы, одновременно, и никакие объяснения о том, что человек физически не мог быть одновременно на Урале и на Кавказе, в расчет не принимались.

Епископа отправили в ссылку. Всю ночь перед отъездом к нему шли люди, чтобы попрощаться и получить благословение. Верующие даже ложились на рельсы, чтобы не дать увезти своего владыку. В Москве епископа Луку заключили в Бутырскую тюрьму. Там он провел около двух месяцев. Миокардита, которым болел святитель, сильно досаждал ему, ноги очень отекали. Страшный холод и сырость усугубляли ситуацию. Но он все равно делился с заключенными уголовниками и теплой одеждой, и теплотой своего сердца. Ссылка в Туруханск стала первой из трех, что были уготованы Войно-Ясенецкому. Но и там он умудрялся, кроме служения епископского, служить людям по своей профессии. Через некоторое время хирург в нечеловеческих условиях оперировал целую семью: пятерых детей, отца и мать. Операция прошла успешно – из семи человек шестеро стали зрячими. Оживление духовной жизни не могло пройти незамеченным у местного начальства. Вскоре владыку сослали еще дальше – на берег Ледовитого океана. Конвоир, сопровождающий епископа, вспоминал, что чувствовал себя Малютой Скуратовым, везущим митрополита Филипа в монастырь. В лютые морозы, которые стояли зимой на Енисее, такое путешествие было равнозначно смертному приговору.

Владыка потом сам рассказывал: «Я почти реально ощущал, что со мной — Сам Господь Иисус Христос, поддерживающий и укрепляющий меня».

Прибыв по этапу в город Енисейск, доктор пошел прямо в больницу, попросил работу. Заведующий сперва принял его за полоумного и отмахнулся, мол, плохой инструмент. На что владыка скромно заявил, что, если ему дадут книгу и попросят прорезать скальпелем определенное количество страниц, он сумеет это сделать. Тут же принесли стопку папиросной бумаги. Профессор пощупал ее плотность, оценил остроту скальпеля и резанул — было прорезано ровно пять листов, как и просили. Здесь, в ссылке епископу Луке пришлось крестить двух детей.

С его слов, «в станке кроме трех изб, было два человеческих жилья, одно из которых я принял за стог сена, а другое — за кучу навоза. Вот в этом последнем мне и пришлось крестить. У меня не было ничего: ни облачения, ни требника, и за неимением последнего я сам сочинил молитвы, а из полотенца сделал подобие епитрахили. Убогое человеческое жилье было так низко, что я мог стоять только согнувшись. Купелью служила деревянная кадка, а всё время совершения Таинства мне мешал теленок, вертевшийся возле купели».

Но владыка не терял присутствия духа. После окончания ссылки он возвратился в Ташкент, служил в местном храме. Но советские власти не собирались оставлять архиерея в покое. В мае 1931 года последовал очередной арест и ссылка в Архангельск на три года. Ее епископ Лука считал легкой. Жил на квартире в местной целительницы, Веры Михайловны. Она помогала людям, приготовляя мази для лечения гнойных нарывов еще за дедовскими рецептами: обеззараженная земля с огорода, мед, свежая сметана, какие-то травы. Владыка с интересом наблюдал. Именно здесь, в архангельской ссылке, он разра¬ботал новый метод лечения гнойных ран. Его вызывали в Ленинград, и Киров лично уговаривал владыку сложить сан в обмен на научный институт. Но святитель не согласился даже на печатание своей книги без указания сана и вернулся в ссылку. Срок закончился в 1933. Вернувшись из мест заключения, Войно-Ясенецкого ждало новое испытание: кафедра занята, служить негде, работы нет. От отчаяния он уехал в Крым и там подхватил редкую тропическую болезнь, сопровождавшуюся отслойкой сетчатки глаза. Недуг владыка принял как Божие наказание. Отважившись на операцию, он ослеп на один глаз. Осенью 1934 года, после десятилетней подготовки увидела мир монография «Очерки гнойной хирургии». Коллеги высоко оценили этот серьезный научный труд, да и последующие годы были для святителя Луки тихими и спокойными. Он каялся, что на два года оставил епископское служение ради науки, но однажды его молитва была останов¬лена голосом свыше: «В этом не кайся!». «И я понял, – писал святитель, – что мои «Очерки гнойной хирургии» были угодны Богу, ибо в огромной степени увеличили силу и значение моего исповедания имени Христова в разгар антирелигиозной пропаганды».

В декабре 1937 года последовал новый арест. Святителя допрашивали несколько суток подряд, обвиняли в убийстве больных на операционном столе, в заговоре против власти, требовали подписать заранее подготовленные следствием протоколы.

В ответ он объявил голодовку. «При сидении на стуле в течение трех недель я был доведен до состояния тяжелейшей психической депрессии, до потери ориентации во времени и пространстве, до галлюцинаций, до паралича задних шейных мышц и огромных отеков на ногах. Мучение было так невыносимо, что я неудачно пытался избавиться от него (без цели самоубийства) перерезкой крупной артерии. В конце «непрерывки», дойдя до отчаяния, я предложил следователю Кириллову написать признание, в котором все будет сплошной ложью. На мой вопрос, ищет ли НКВД правды или нужна и ложь, следователь Кириллов ответил: «Чего же, пишите, может быть, нам что-нибудь и пригодится».

Самые близкие люди – священник, под руководством которого когда-то владыка воцерковлялся, епископ и архимандрит, знавшие о его кристальной честности, лжесвидетельствуют на Войно-Ясенецкого. Последовал новый приговор, новая ссылка, на этот раз – в Красноярский край. Но грянула Великая Отечественная. Госпитали были переполнены тяжелыми больными, и владыка сам пришел к руководству райцентра и предложил свой опыт для лечения раненых. Епископа Луку назначили консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакогоспиталя. Он с головой ушел в работу: делал самые тяжелые операции на суставах, осложненные обширными нагноениями. Раненные обожали доктора. Во время утреннего обхода профессору салютовали высоко поднятыми уцелевшими ногами. Деятельность Войно-Ясенецкого была отмечена грамотой и благодарностью Военного совета Сибирского военного округа. Ни в одном из советских госпиталей не было таких высоких результатов успешного излечения гнойных ранений.

Даже после окончания ссылки, возвратившись на епископскую кафедру Красноярска, владыка продолжил оперировать. Позже, получив медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—45 гг.», он произнес ответную речь, от которой у партработников волосы встали дыбом: «Я вернул жизнь и здоровье сотням, а может, и тысячам раненых и наверняка помог бы еще многим, если бы вы не схватили меня ни за что ни про что и не таскали бы одиннадцать лет по острогам и ссылкам. Вот сколько времени потеряно и сколько людей не спасено отнюдь не по моей вине». На слова председателя о том, что надо забыть прошлое и жить настоящим и будущим, владыка Лука ответил: «Ну нет уж, извините, не забуду никогда!»

В феврале 1946 года, за научные разработки в области медицины, святителю вручили Сталинскую премию, а в мае он стал архиепископом Крымским и Симферопольским. Из 200 000 рублей премии 130 000 владыка перечислил в помощь детям, пострадавшим в войне. Слава об архиепископе-хирурге растет, о нем пишут в США, спецкорреспондент ТАСС приезжает, чтобы сделать фото и взять интервью. В это время начала прогрессировать болезнь глаз, но 67-летний владыка рабо¬тал по 8-9 часов в сутки и делал по 5 операций ежедневно. Брал участие в деятельности врачебной комиссии. Однажды на заседании, по свидетельству врача Г.Ф. Пятидверной, один военный хирург задал вопрос владыке: «Как вы, такой специалист, хирург, можете верить в Того, Которого никто никогда не видел, в Бога?» Профессор ответил: «Вы верите в любовь?» — «Да». — «Вы верите в разум?» — «Да». — «А вы видели ум?» — «Нет». — «Вот так и я не видел Бога, но верю, что Он есть». Напряженность архиепископского служения, хирургические труды, работа над богословскими и научными очерками – все это сказывалось на и без того подорванном в ссылках и тюрьмах здоровье. К 1958 году святитель полностью ослеп. Жил скромно, ходил в одном и том же потертом заплатанном светлом льняном подряснике. Сколько его не пытались одеть в что-то более приличное, он не соглашался и заставлял племянницу латать еще, мол, у нас еще так много бедных. В то время было много ситуаций, которые можно было бы назвать врачебным мастерством, но владыка практически не прикасался к больным, и главным лекарством, которое он советовал помимо традиционных, была молитва. Даже в состоянии полной слепоты, вспоминают очевидцы, святитель не только не утратил бодрости духа, но и не потерял способности самостоятельно приходить в храм, прикладываться к святыням, участвовать в богослужении.

11 июня 1961 года Господь призвал архиепископа Луку в Своё Небесное Царство. День похорон святителя превратился в многокилометровое шествие: весь путь, несколько часов от собора до кладбища люди несли на руках своего архиерея, провожая его в последний путь. Власти пытались разогнать толпу, но люди не двигались: «Мы хороним своего владыку».

Святой Лука говорил: «…Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему Господь послал Своих учеников не только проповедовать, но и исцелять больных? Если Господь считал лечение болезней таким важным делом, что ставил его в один ряд с проповедью Евангельской, тогда это означает для нас, что это и есть одно из важнейших дел человека».

Дела помощи людям святитель не оставил и перебравшись в Небесный Иерусалим – приходит всюду, где его призывают в молитвах, и уже ни какие границы государств или расстояния не могут стать преградой. Тысячи свидетельств верующих говорят о том, как он незримо руководит руками коллег-врачей на операциях, исцеляет неизлечимые болезни без хирургического вмешательства, как помогает обрести здоровье и веру.

Его молитвенное предстательство пред Господом сейчас так же велико, как и земные дела тогда, при жизни святителя. Помощью Божией добрый лекарь, святитель Лука Крымский, лечит не только тело, но и дух. И в этом – его вечное призвание.