Откровения «Титана», или О кино, нашем будущем и окружающей нас ерунде
Фильм«Титан» о «любви» девушки-транссексуала и автомобиля получил «Золотую пальмовую ветвь». О чем это свидетельствует и каких последствий ждать?
Писать о фильме «Титан», в котором изображена «любовь» женщины и автомобиля, француженки Джулии Дюкорно, который на днях взял «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля, трудно. Трудно – потому что, элементарно, противно. И противно даже не после просмотра, а после прочтения краткой аннотации к фильму. А потому, в статье спойлеров не будет. По большому счету, она не о кино. А о том, куда движется человечество, во что превращается наше общество, и что, в конечном итоге, с нами со всеми будет. С нами – это с европейцами и европейской цивилизацией вообще.
О кино, литературе и жизни
Свое знакомство с великой литературой я начинал с Достоевского и Толстого. До этого были, конечно, и Агата Кристи, и Айзек Азимов, и Роберт Шекли, Джеймс Хедли Чейз, и Роберт Хайнлайн, и Иван Трофимов со Станиславом Лемом. Но, Достоевского я прочитал уже после них. И слава Богу! Потому, что для понимания Федора Михайловича нужен хоть какой-то жизненный и литературный опыт. Его книги – это не совсем то, к чему человек привыкает, читая «обычную» литературу. Там нет экшена, нет хоррора, стремительного развития сюжета и «приключений». Там – бесконечное копание в душах героев, попытка под микроскопом рассмотреть, что они думают, что они чувствуют, зачем они поступают так или иначе, и в конечном счете, зачем они живут. Книги Достоевского – это учебники клинической психиатрии, написанные в прозе.
Толстой – другой. Ему важно показать не столько внутренний смысл поступков человека, сколько воздействие на них внешних факторов. Толстой, как бы, говорит, что вот, есть воля человека, есть его свободный выбор, но есть и воля Божия, которая проявляет себя во всем, что окружает человека. Толстой огромное внимание уделяет деталям интерьера, историческим обстоятельствам, семейным и личным происшествиям. Человек у него оказывается опутан целой сетью событий (и внутренних, и внешних), которые и влияют, в конечном итоге, на его выбор. Так вот, для меня Стивен Кинг – это «Оскар», Толстой – это Венецианский фестиваль, а Канны – это Достоевский. Так было. После «Титана» Канны умерли.
Для меня Стивен Кинг – это «Оскар», Толстой – это Венецианский фестиваль, а Канны – это Достоевский. Так было. После «Титана» Канны умерли.
Мне всегда казалось, что премия американской киноакадемии «Оскар» имеет привкус «Кока-Колы». Какое-то время я специально не смотрел фильмы, которые взяли этот приз. Ну знаете, чтобы не портить себе аппетит перед обедом каким-то перекусом. Венеция и Канны были в этом смысле эталоном. Я друзьям всегда говорил, что «Оскар» – это мишура, он для людей недалеких. А вот Канны… Тут все по-другому. Тут нужен интеллект, работа мысли, хорошее образование, умение читать визуальный ряд и расшифровывать его, нужны знания в семиологии и философии, социологии и психологии.
Другими словами, Каннский и Венецианский кинофестивали – это интеллектуальное кино. Слово «арт-хаус» для меня было тождественно понятию «философия». Аки Каурисмяки, Ингмар Бергман, Микельанджело Антониони, Жан Люк Годар, Франсуа Трюффо, Ларс фон Триер – я любил вводить в ступор этими именами продавцов кассет в видеосалонах. Согласитесь, что тот, у кого полки заполнены «Блондинками в законе» и четвертой частью «Рембо» не сразу поймет, что от него хотят, когда просят показать «Под солнцем сатаны» или «9 1/2».
В то время я еще пытался понять лауреатов Канн и Венеции. Был же стереотип: раз фильм получил главный приз – то в нем «что-то» есть, и если я этого не разглядел – то это моя проблема, не фильма. И я снова пересматривал ту же «Ночную бабочку», перечитывал рецензии кинокритиков, чтобы наконец понять – что именно ускользнуло от меня, что я не смог «прочитать» в картине? К реальности меня вернула одна история, которую я услышал от своего друга.
Он как-то побывал в Третьяковской галерее, где смог воочию лицезреть «Черный квадрат» Малевича. Прекрасно владея французским и английским языками, он стоял перед этим шедевром и прислушивался к разговорам посетителей. Многие из них простаивали возле «иконы» современного искусства больше 20-30 минут, рассуждая, при этом, о «глубине», «выразительности», «тонком аромате эпатажности» и прочих «достоинствах» картины.
«Черный квадрат», который стоит десятки, если не сотни миллионов долларов, – ерунда? Да, ерунда.
И вдруг, среди всей этой напыщенной болтовни он услышал голос какой-то старушки-уборщицы, сказавшей одно слово – «ерунда». Как, Малевич – «ерунда»? «Черный квадрат», который стоит десятки, если не сотни миллионов долларов, – ерунда? Да, ерунда. Эта внезапная мысль стала для моего друга откровением, поразившим его сознание так же, как некогда открытие математического закона поразило сознание Пифагора, воскликнувшего «Эврика!». Он тоже выбежал из Третьяковки и несясь по улицам Москвы хотел кричать всем встречным, что Малевич – ерунда! Как и подавляющая часть того, что мы сегодня считаем искусством.
Так вот, в какой-то момент я тоже вдруг понял, что Канны, «интеллектуальное» кино и «арт-хауз» – это в большинстве своем ерунда. Сегодня ничего умного там нет. А есть желание эпатировать публику, поразить ее воображение, шокировать и привлечь внимание. Все современное искусство можно вместить в перфоманс, во время которого человек прибил свои гениталии к брусчатке на Красной площади. В то же время, те кто создает это «искусство», часто не понимают (а если понимают – то тем хуже для них), что они всего лишь транслируют определенные знаки, цель которых выходит далеко за пределы «искусства».
Мир как знаковая система
Мы с вами живем в мире знаковых систем. Человек, который стоит на тротуаре, в любом состоянии может определить, что красный свет светофора означает «стой». Мы знаем, что поднятый вверх большой палец означает «хорошо», он же, опущенный вниз, – «плохо». Нас буквально окружают знаки, от расшифровывания которых напрямую зависит наша жизнь и жизнь других людей (вспомните красный свет светофора). Слова, жесты, «тренды» – всегда что-то означают. Тем более знаковой системой является кино. По большому счету, современное кино, обладая немыслимыми еще пару десятилетий назад техническими средствами, в большей мере чем литература, несет в себе послание. Даже больше – определяет наше будущее. И в этом смысле «Титан» – знак, четко указывающий то направление, куда движется человечество. К гендерной и половой неопределенности. К фактическому безумию.
«Титан» – это фильм о «любви» между женщиной (женщиной ли?) и автомобилем. Главная идея фильма, насколько можно понять из описания, показать, что пол, как, собственно, и вид, уже не имеет значения. Среднестатистического европейца уже давно приучили к тому, что гендер – это условность. ЛГБТ-пропаганда, постоянные гей-парады и борьба за «права» сексменшинств привели к тому, что для «цивилизованных» людей пол давно не имеет значения. Через «Титан» их, а вместе с ними и нас, учат тому, что и биологический вид не имеет значения.
Человеку говорят о том, что он может быть кем угодно – мужчиной, женщиной, собакой, телевизором или автомобилем. Его приучают к тому, что пол, биологический и внешний вид можно менять как угодно – как ящерица хвост. Перспектива забеременеть от машины рисуется не просто приемлемой, а уже даже довольно соблазнительной, а в скором будущем права «автолюдей» могут стать столь же важными, как права ЛГБТ сегодня.
Среднестатистического европейца уже давно приучили к тому, что гендер – это условность. ЛГБТ-пропаганда, постоянные гей-парады и борьба за «права» сексменшинств привели к тому, что для «цивилизованных» людей пол давно не имеет значения.
По ходу фильма зритель становится свидетелем того, как полуобнаженные красотки совокупляются с автомобилем – кто с капотом, кто с дверцей, кто еще с чем-то. Главную героиню зовут Алексия (имя, которое может иметь и мужскую, и женскую вариации), и после серии убийств она становится «мальчиком» (меняет пол). Она беременеет от автомобиля и долгое время скрывает свое положение. Наконец, она извергает (слово «рожает» тут не совсем подходит) из себя младенца, у которого карданный вал занимает место позвоночника. Машинное масло, льющееся из Алексии рекой во время «родов», шокирующие кадры авто-совокуплений, ломания носа у главной героини, нанесения ей травм, жестоких убийств и прочей мерзости, которыми изобилует картина, вместо отторжения и рвоты вызывают восторг кинокритиков.
«Ребенок это, или шарик для боулинга, или кровоточащий двигатель V8 – неважно, в "Титане" главное – шок!», – пишет один журнал. «Образу французского кино, состоящему из художественно снятых гетеросексуальных мужчин с их любовницами, наносится удар в самое сердце дерзким экспериментом Джулии Дюкорно!» – восторженно пишет другой, констатируя «новое захватывающее течение во франкофонном искусстве, которое вводит в жанровое кино квир-проблемы самым трансгрессивным (т.е. ломающим каноны) способом».
Во всем мире вместе с появлением «Титана» пророчествуют «панк-квир-волну», в которой потонут традиционное понимание женственности и гендерной лабильности. В общем, мир стремительно движется к вполне реальному единству человека и машины, а все посылы «Титана» имеют вполне ощутимую, и, что самое страшное, реальную основу.
Вживление чипов – это уже вчерашний день. По сути, новый тренд указывает на создание биоробота, биомеханизма, которого уже нельзя назвать ни человеком, ни машиной. Все это происходит на фоне уничтожения традиционных ценностей и стирания границ между добром и злом. В этой ситуации, задавать вопрос о нравственной оценке эвтаназии, педофилии, некрофилии или зоофилии даже как-то неудобно. Ведь раз человек совокупляется с дверкой автомобиля, то почему нельзя делать этого с животным?
Еще не вечер, но уже холодно
Однако, при всем при этом, «цивилизация» упорно не замечает того, что ей на смену приходит совершенно иная «популяция» людей. Тех, для кого священные тексты определяют образ жизни, тех, у кого женщина не имеет права без сопровождающего мужчины выйти на улицу или не может говорить по телефону в присутствии посторонних. Они родят детей, много детей, и без оружия, без войны, займут место тех, у кого вместо хребта – карданный вал. В Австрии, например, уже появились плакаты, на которых «цивилизованных» женщин призывают носить одежду, которая бы не оскорбляла религиозные чувства других людей, так как – «это не только ваша страна». И когда смотришь на вещи, подобные «Титану», то понимаешь – мы живем не в эпоху пост-христианства. Мы живем в эпоху лжи, в эпоху настолько извращенную, что всемирный потоп, в результате которого погибло все человечество из-за грехов, рассматривается как милость Божия по отношению к тем, кто не родился. Нет, это не намек на наводнения в Европе. Потому, что в Священном Писании сказано, что мир будет уничтожен огнем. И знаете, этот огонь уже близок.
Знаки, о которых мы говорили выше, создаются и навязываются теми, кто ждет от нас соответствующей реакции. Через различные знаковые послания человека тренируют как собаку Павлова – ожидая от него определенной реакции. Те, кто создают эти самые знаки, пытаются при их помощи внушить нам свои идеи и естественно ждут от нас лояльности, гибкости, приятия. Без мысли, без попытки противодействия или несогласия. Что же в этой ситуации делать?
«Нужно сделать всего три вещи – закрыть рот, выключить телевизор и перестать читать новости».
Лет 10 назад моя хорошая знакомая рассказала мне историю своего воцерковления. Она работала парикмахером в салоне и, обладая очень веселым нравом и легким характером, все время болтала с клиентами о том о сем. Когда случилось ей встать на путь воцерковления, она вдруг поняла, как много она болтает и все пустое. Ограничить себя не получалось, тем более, что поговорить все время было о чем: новости в мире моды, политика, жизнь знаменитостей. Слова лились из нее потоками, при таком положении вещей обрести внутренний покой и равновесие, к которым теперь стремилась ее душа, было совершенно невозможно.
Когда этот вопрос стал ее просто поедать изнутри, она поехала в какой-то дальний монастырь и подошла с ним к одному пожилому, благообразного вида монаху. Он выслушал ее внимательно и сказал следующее: «Нужно сделать всего три вещи – закрыть рот, выключить телевизор и перестать читать новости». И благословил. Она исполнила все в точности. А через полгода рассказывала мне как быстро изменилось ее мышление и восприятие мира. В ее голове больше не роились новости, теперь она жила здесь и сейчас, видела прекрасный мир вокруг себя и ощущала блаженную тишину внутри.
Помните совет профессора Преображенского о том, чтобы не читать советских газет? Вот также и сегодня – не смотрите новости, не смотрите победителей Канн и Венеции, не засоряйте свою голову и сознание всей этой ерундой, которую навязывают нам через экраны гаджетов те, кому нужно чтобы мы, как собаки Павлова, выделяли желудочный сок в точно определенное время, независимо от того, что нам предлагают съесть.
Лучше читайте Достоевского и Толстого, Азимова и Шекли, Трофимова и Распутина, Паустовского, наконец. Смотрите кино, которое несет что-то светлое, доброе, вечное и нравится вам лично, а не потому, что его советуют «критики» или потому, что у него есть «ветвь». В конце концов, оставайтесь людьми, которые любят людей, а не выхлопные трубы, и родят детей, а не извергают запаски.
Ведь Бог создал нас как Свой образ и подобие. Зачем же нам добровольно превращаться в «ерунду»?
