Что же это за штука такая – «канонические связи»?

Поводом для написания данной статьи послужил опубликованный на ресурсе «Диалог.тут» ответ главы Государственной службы по этнополитике и свободе совести (ГЭСС) Виктора Еленского немецкому профессору Томасу Бремеру, который по запросу Общественного движения «Миряне» проанализировал вывод религиоведческой экспертизы ГЭСС Устава УПЦ. Напомним, эксперты ГЭСС заявили, что УПЦ сохраняет канонические связи с Московским патриархатом.

Это при том, что любые упоминания об РПЦ из Устава были убраны решением Собора УПЦ от 27.05.2022 г. Проф. Т. Бремер пришел к следующему выводу: «Доклад экспертной комиссии имеет существенные изъяны как в методологическом, так и фактическом отношении. Она принимает во внимание факты, которые говорят в пользу определенного результата и игнорирует другие. Ее оценка носит пристрастный характер и искажает приведенные факты. Она не предлагает никаких положительных доказательств того, что УПЦ по-прежнему является частью РПЦ. Следовательно, Доклад экспертной комиссии нельзя рассматривать как подтверждение (церковно-канонической связи с МП. – Прим. ред.), а ее выводы не убедительны».

В. Еленский с такой оценкой экспертизы не согласился, и написал проф. Т. Бремеру ответ, в котором назвал его выводы ошибочными. Письмо В. Еленского изобилует перлами, заслуживающими отдельного внимания, но мы остановимся только на различном понимании термина «каноничность» В. Еленским и Т. Бремером.

Следует заметить, что мы будем рассматривать понимание этого термина с точки зрения государственных органов, а не с точки зрения верующих, духовенства и иерархии.

Собственно, мы вынуждены здесь писать абсурдные вещи, поскольку Конституция ясно декларирует, что «Церковь и религиозные организации в Украине отделены от государства» (ст. 35). Следовательно – внутренние правила той или иной конфессии (а каноны – это именно внутренние правила) вообще не должны интересовать государство ни в какой степени.

Но мы живем в такой реальности, что власть, несмотря на войну и разруху, вдруг внезапно озаботилась вопросами канонов Православия, а потому нам надо сформулировать, что же понимают под каноничностью госорганы и госчиновники, которые участвуют в регулировании общественных отношений в религиозной сфере.

Немного теории государства и права

В этой связи приведем высказывание Людмилы Филипович, религиоведа и члена той самой группы, которая проводила экспертизу Устава УПЦ. В одном из интервью она заявила, что «в пределах церковного права канонические связи являются правовыми отношениями, а не иллюзией <…>, по этому праву Церковь живет с 325 года». Здесь Л. Филипович то ли по незнанию, то ли умышленно, делает серьезную ошибку. Дело в том, что в современном мире канонические нормы не могут рассматриваться как нормы права, по крайней мере далеко не все. Если мы откроем любой учебник по теории государства и права, то прочитаем, что регуляторами общественных отношений являются разнообразные нормы, называемые социальными. Это нормы морали, обычаи, корпоративные, политические, религиозные нормы, нормы права и так далее.

Кардинальное отличие норм права от всех остальных заключается в том, что выполнение норм права при необходимости обеспечивается насилием со стороны государства. Никакие другие социальные нормы таким инструментом не пользуются. У них другие инструменты: общественное порицание, исключение из различных формальных и неформальных сообществ, совесть, наконец. Но легитимное насилие со стороны государства применяется только для обеспечения норм права. Может ли современное светское государство взять на себя роль силового обеспечения церковных канонических норм? Безусловно, нет.

Л. Филипович не зря упомянула 325 г. В этом году состоялся Первый Вселенский Собор, принявший ряд догматических определений и канонических норм. Под решением этого Собора подписался император Константин Великий, и именно его подпись превратила решения Собора в нормы права, обязательные для исполнения на всей территории Римской империи, что гарантировалось всей силовой системой. Так было и со всеми остальными Вселенскими Соборами и с большинством поместных. Но мы живем не в Римской империи, а в стране, которая задекларировала отделение Церкви от государства и свободу вероисповедания для всех граждан. Соответственно, украинское государство не может взять на себя обязательство силового обеспечения всех канонических правил и предписаний, начиная с 325 г., а, следовательно, и не может рассматривать каноны как нормы права.

Это не означает, что государство вообще не должно обращать внимания на религиозные нормы и не защищать их, как и другие социальные нормы.

Приведем пример: два бизнесмена создали предприятие и написали учредительный договор, в котором зафиксировали свои договоренности по управлению предприятием. Этот договор является корпоративной нормой. Государство его регистрирует и таким образом гарантирует его выполнение участниками. Если один бизнесмен нарушает правила, прописанные в учредительном договоре, другой может обратиться в суд и, используя силовую систему государства, принудить своего партнера исполнять их договоренности. Здесь актом регистрации учредительного договора государство берет на себя обязанность защищать его положения. То есть регистрация – это формальный акт, по которому можно определить, будет ли учитывать государство правила, которые два частных лица определили для себя, или нет.

То же самое происходит и с нормами, которые верующие называют каноническими, и которые с точки зрения государства, являются корпоративными. Если бы государство каким-то образом зарегистрировало решения Вселенских и поместных Соборов или задекларировало намерение обеспечивать их выполнение государственной силовой машиной, тогда было бы так, как сказала Л. Филипович: Украина считала бы их нормами права и должна была бы обеспечивать их выполнение. Но мы все понимаем, что это не так.

Проблемы понятия «каноничность»

Отдельный вопрос – что считать каноническим правом? Что входит в понятие каноничность, а что нет? По этому вопросу в самой Церкви нет единого мнения. Можно сказать, что канонами являются только те правила, которые освящены авторитетом Вселенских Соборов и в силу этого являются общеобязательными для православных верующих. Это правила самих семи Вселенских Соборов, а также восьми поместных, правила Святых Апостолов и 12-ти святых отцов, утвержденные Шестым Вселенским Собором в 692 г. Если посмотреть на формулировки современных церковных Соборов, Синодов или указы епархиальных архиереев, то действительно, в них часто написано, что они основываются на каком-либо правиле из указанного списка.

Но тогда получается, что каноническое право заканчивается в 787 г. (VII Вселенский Собор). Все остальные церковные правила, принятые на различных Соборах или даже единолично патриархами или иными иерархами Церкви, не обладают таким авторитетом, не являются общеобязательными и касаются только тех Поместных Церквей или вообще лиц, к которым они обращены. Они могут быть отменены, изменены или вообще забыты. Поэтому они не могут считаться канонами Церкви, обязательными к исполнению всеми.

Но в этом случае возникает проблема того, что очень многие важные вопросы современности этими канонами не урегулированы. Например, то же провозглашение автокефалии. Нигде не написано – кем и в каком порядке она провозглашается, с кем согласовывается и так далее. А как тогда быть с канонами, какой к ним применять принцип? Разрешено все, что прямо разрешено, или разрешено то, что не запрещено? И вообще, применимы ли эти подходы к каноническим правилам? Например, многие эти правила требуют поступать в «духе любви». Может государство определить, где этот «дух любви» есть, а где – нет?

Другая точка зрения состоит в том, чтобы все вообще решения всех органов управления различными Церквами включить в корпус канонического права. Но тогда возникает проблема коллизий, когда решения одних соборов противоречат другим. Например, в свое время поместные Соборы Болгарской, Румынской, Сербской и других Церквей провозглашали автокефалию, а в это же время Собор Константинопольской Церкви с этим не соглашался и называл их раскольниками. Какое решение канонично? УПЦ провозгласила о своей полной независимости и самостоятельности, а РПЦ называет ее своей частью. И та и другая позиция опирается на решения Соборов.

Что более канонично?

По этому поводу можно спорить, но согласиться нужно с тем, что государство попросту не способно ответить на этот вопрос. Оно не имеет в своем распоряжении тех критериев и инструментов, которыми можно было бы определить – что канонично в Церкви, а что – нет.

Существует и иная проблема. Любое правило (и каноническое здесь не исключение) на то и правило, что оно должно исполняться однообразно в одних и тех же обстоятельствах. В нормах права это называется гипотеза, где описываются условия реальной жизни, при которых данная норма применяется. Но ведь эти условия реальной жизни сегодня совершенно иные, чем были не только в первом тысячелетии, когда проводились Вселенские Соборы, но и позже, в XVI, XVII и других веках. Что касается вероучительных норм, то они неизменны, но нормы, регламентирующие управление Церковью принятые 100-200-300 лет назад, могут быть просто невыполнимы в силу изменившихся обстоятельств. Существует мнение, что многие канонические нормы – это уже просто памятники истории, а не действующие правила. Так что считать действующими канонами? Вопрос открытый.

Автокефалия, автономия и прочие статусы

В экспертизе ГЭСС Устава УПЦ проводится мысль, что коль УПЦ не провозгласила автокефалию, не употребила именно это слово, то значит она продолжает оставаться в составе какой-либо автокефальной Церкви, т.е. РПЦ. Эксперты утверждают, что каноническое право не знает таких статусов как «самостоятельная и независимая» или «автономная с широкими правами».

Но дело в том, что каноническое право, если за таковое считать правила Вселенских Соборов, не знает, чем отличается автономная Церковь от автокефальной. Нигде в этих правилах не прописано, какие имеет права та или иная Церковь в том или ином статусе.

Проф. Бремер обращает на это внимание и говорит: «Размытость (или терминологическая неточность) в каноническом праве может быть критерием только для оценки, являющейся конфессиональной, то есть сделанной из богословской или внутрицерковной позиции с предъявлением нормативных претензий. Оценка, предполагающая нейтральность, то есть оценка с религиоведческой точки зрения (ГЭК п. 5) может отмечать эту неточность, но не может ее учитывать при оценке, поскольку ей следует быть описательной и аналитической». Иными словами, определения статусов, взаимных прав и обязанностей и так далее, касается самих Церквей, но не государства.

Вот на Соборе УПЦ в Феофании 27.05.2022 г. статус УПЦ был определен как «полностью самостоятельная и независимая». Да, каноническое право таких статусов не знает. Но оно не знает также статусов автономии и многих других (опять-таки, смотря что понимать под каноническим правом). Но это внутренняя проблема Церкви, проблема взаимоотношений УПЦ с другими Поместными Церквями, но никак не проблема государства.

Проф. Бремер так об этом и пишет: «Тот факт, что определенная форма организации группы (в данном случае УПЦ) не существует в представлении религиозного сообщества (в данном случае православия), может являться проблемой для этого религиозного сообщества, но никак не может повлиять на свободу вероисповедания этой группы. В демократическом обществе у каждого есть право создать религиозную группу в соответствии с ранее не применявшимися правилами и процедурами, какими бы они ни были с теологической точки зрения».

Все другие Поместные Церкви приняли этот статус УПЦ по факту и продолжают считать ее благодатной Церковью, частью Тела Христова. Но даже если они бы назвали УПЦ раскольниками и разорвали с ней общение, это была бы проблема УПЦ, государству до нее не было бы никакого дела.

Тот же Бремер указывает, что УПЦ КП была без всяких проблем зарегистрирована государством в 1992 году. А ведь Киевский патриархат во всем православном мире считался раскольнической структурой, и власти это совершенно не смущало. Почему же ранее государство сторонилось вопросов канонов и статусов Церквей, а сейчас вдруг ними озаботилось?

Ошибка (скорее, недобросовестность) В. Еленского

Как видим, немецкий профессор не упрощает проблемы, не сводит каноническое право к какому-то простому и всем понятному феномену. Это свидетельствует не только о его глубоких знаниях православной церковной проблематики, но и о профессиональной культуре, не позволяющей спекулировать на существующих неопределенностях. К сожалению, этого нельзя сказать о В. Еленском. Он позволяет себе трактовать термин «каноничность» так, как ему выгодно в данный момент.

Вот, например, что он пишет в своем ответе проф. Бремеру: «И здесь еще одна методологическая проблема, по которой я вынужден выразить несогласие с Вами. Вы пишете, что "…религиоведческая экспертиза для государственного учреждения не может брать в основу каноническое право". Но религиоведение как научная дисциплина, изучающая, среди прочего, религиозные институты, просто не может не обратиться в своем анализе статуса той или иной экклезиальной единицы к нормам, согласно которым эта единица функционирует в церковной целостности, то есть к каноническому праву».

В чем недобросовестность В. Еленского?

Во-первых, что он не определяет, что такое это каноническое право, каков его объем и на каких основаниях одни церковные нормы им принимаются во внимание, а другие отбрасываются. Если, например, В. Еленский считает обязательным на территории Украины положения Устава РПЦ, где УПЦ обозначается как часть РПЦ, то почему он и другие антипатики УПЦ не считают обязательными на территории Украины решения Архиерейского собора РПЦ 1997 г. об анафеме Филарету Денисенко? Или даже решения Харьковского собора УПЦ 1992 г. о низложении его с должности предстоятеля УПЦ? Это все с точки зрения В. Еленского каноническое право или нет?

А во-вторых, если бы проведенная религиоведческая экспертиза была исключительно религиоведческой, т.е. научной, и не имела бы никаких правовых последствий, то она имела бы полное моральное право на существование. Но на основании этой экспертизы государство собирается запретить УПЦ и лишить 6 миллионов украинских граждан права принадлежать к той Церкви, которую они считают истинной. Ссылаясь на нее, местные советы «запрещают» УПЦ и аргументируют необходимость «переводов» храмов УПЦ в ПЦУ.

На самом деле В. Еленский и иже с ним, говоря о связи УПЦ и РПЦ, пытаются подменить термин «административная» термином «каноническая», трактуя этот последний так, как им выгодно. Доказать административную связь УПЦ с РПЦ невозможно по причине ее отсутствия. Значит, нужно подменить понятный термин «административная» на непонятный «каноническая» и заявлять, что УПЦ подчиняется государству-агрессору.

Что государство может понимать под каноничностью

Светское государство не имеет в своем распоряжении инструментов, позволяющих ему определять, что канонично, а что нет. Более того, в самой Церкви нет единого мнения на этот счет. Потому государство может прибегнуть только к одному способу: рассматривать канонические нормы как разновидность корпоративных норм. Соответственно, каждая религиозная организация вправе сама определять для себя, что канонично, а что нет. Если у такой организации на этой почве возникнут проблемы с другими религиозными организациями, то это дело самих этих организаций, но не государства.

Например, тот же Филарет Денисенко посчитал решения о своем низвержении из сана и отлучении от Церкви неканоничными и не подчинился им. У него возникли проблемы с Церковью, ни одна из Поместных Церквей не захотела поддерживать общение с ним и его последователями. Но это никак не повлияло на реализацию Филаретом и его последователями права на свободу вероисповедания. Они благополучно регистрировали общины, приобретали земельные участки и другую собственность, строили храмы, даже получали помощь от государства.

Разве государство забрало у Филарета Владимирский собор на том основании, что он отлучен от Церкви? Разве оно запретило ему именоваться «патриархом Киевским и всея Украины»?

Филарет основал свой Киевский патриархат, принял Устав и прописал там нормы, которыми будет руководствоваться его религиозная организация. И государство зарегистрировало этот Устав и приняло его, так сказать, под свою защиту. То же самое произошло с ПЦУ. То, что там сплошное нарушение канонических правил, государство не интересовало, и интересовать не должно.

Но тот же подход должен применяться и ко всем остальным. Если УПЦ в своем Уставе задекларировала свою независимость и самостоятельность, государство так и должно это воспринимать. Другое дело, если будут зафиксированы факты, что УПЦ продолжает подчиняться решениям РПЦ, что украинские архиереи продолжают ездить на архиерейские соборы РПЦ, что новоизбранный предстоятель УПЦ продолжает благословляться у Московского патриарха и так далее. Тогда да, на таком основании можно будет говорить о связи УПЦ и РПЦ, но на основании «канонического права», под которым каждый госчиновник понимает то, что ему заблагорассудится, этого делать нельзя.

Можно предложить в Законе Украины «О свободе совести и религиозных организациях» внести следующее определение термина «каноническое право»: «Каноническое право – это совокупность правил религиозной организации, которые она считает для себя обязательными, по которым осуществляет свою деятельность и которые должны быть отображены в уставе религиозной организации».

В любом случае, коль государство в своих законах оперирует термином «каноничность» и «каноническое право», оно должно четко прописать дефиницию этого понятия, определить, что с точки зрения государства является каноническим правом, а что нет.

В противном случае, мы вправе говорить, что под благовидным предлогом государство просто хочет расправиться с неугодной ей религиозной организацией.