Может ли жить Церковь без служения государству?

8 октября 2023 года в Украине, России и других странах прошли празднования памяти преподобного Сергия Радонежского. Великий святой, чудотворец, молитвенник-исихаст, основоположник старчества на Руси − преподобный Сергий почитается далеко за пределами своей родины. Его имя включено даже в богослужебный календарь Римско-католической церкви. За что? Безусловно, за высоту его духовной жизни и за духовные подвиги.

Но в публикациях российских пабликов сегодня прп. Сергия изображают несколько иначе – как «государственника», чуть ли не главным делом жизни которого стало благословение Димитрия Донского на битву с Мамаем и объединение русских земель. Также вовсю подчеркивается военный подвиг его монахов – Пересвета и Осляби. К примеру, епископ Питирим (Творогов) говорит, что если бы не это благословение Сергия, если бы не победа над ордынцами, то Россия сейчас была бы не «Третьим Римом», а «одним из исламских государств Средней Азии».

И общий тон нынешних празднований преподобного – «милитаристский». Мол, если великий святой Руси благословлял людей на войну в XIV веке, то и сейчас это вполне уместно и позволительно.

Популярный российский телеграм-канал «Советник президента» опубликовал текст проповеди о преподобном Патриарха Кирилла с саркастическим комментарием «всем "толстовцам" в Церкви посвящается».

«Толстовцами» сегодня в РПЦ пренебрежительно называют тех, кто призывает к миру. И намек авторов канала прозрачен – мол, глава Русской Церкви в слове о Сергии Радонежском посрамил всех «любителей мира». Но что на самом деле сказал Патриарх? И как вообще сегодня в РПЦ воспринимают наследие святого «земли Русской»? Предлагаем разобрать проповедь Патриарха Кирилла, сказанную в Троице-Сергиевой лавре.

Монахи служили своему народу, стреляя из пушек

«Пример Свято-Троицкой Сергиевой лавры должен напоминать каждому из нас, как понимали свое служение наши благочестивые предшественники. Они боролись за свою страну, за свой народ, за ее единство, а если надо − даже стреляли из пушек».

Защита Свято-Троицкой Сергиевой лавры от поляков и литовцев в 1608-1610 годах может быть воспринята со светской точки зрения, как славная страница в истории Российского государства. Хотя бы потому, что 3000 защитников монастыря, большинство которых были казаками и стрельцами, смогли на протяжении 15 месяцев противостоять 30000 интервентов. Да, оборона Лавры с самого начала выглядела в глазах осажденных и тогдашнего российского общества, как общенациональное и государственное дело, подкрепленное необходимостью защиты Православия. Но… может ли эта защита считаться эталоном монашеской жизни? Стоит ли она выше монашеской молитвы за мир, за прекращение убийств, человеческих страданий?

Давайте представим себе Христа, Который декларирует: «А Я говорю вам: не любите врагов ваших, стреляйте из пушек в проклинающих вас, лейте горячую смолу на головы ненавидящих вас и убивайте обижающих вас и гонящих вас». Невозможно такое представить, правда? Конечно, можно возразить, что в XVII веке время было такое, и у монахов не было другого выхода, как силой защищать свою обитель.

Но ведь сейчас Лавре, как и всей России, никто захватом не угрожает, не так ли?

Потому, наверное, не надо монахам стрелять из пушек – им надо молиться. Ведь, придя в монастырь и отдав свою жизнь Богу, они умерли для мира. А значит, и для пушек.

Да, Патриарх далее отмечает, что «первая и главная задача» для монахов – молитва. Но говорит он это все равно в контексте «мужественной гражданской позиции», которую занял преподобный Сергий: «Кто-то скажет: "Ну, я политикой не занимаюсь". А можно себе представить преподобного Сергия, который в ответ на призыв Димитрия Донского сказал бы, пожав плечами: "Я политикой не занимаюсь, вы там сами с Мамаем разбирайтесь"? Невозможно!».

При этом хорошо бы вспомнить, что позиция преподобного в корне отличается от той, к которой глава РПЦ призывает своих слушателей: Сергий благословлял Димитрия на защиту Родины от иноверцев, напавших на нее и терзавших ее в течении нескольких столетий, а не на «превентивный удар» по территории чужого государства, где живут братья по вере. Это существенное отличие.

Единство Церкви в том, чтобы украинцы молились за Путина?

«Сегодня мы все нуждаемся в единстве. Но что такое единство Церкви? Единство Церкви – это единство в молитве. Единство – это когда каждый из вас молится за Патриарха, который сегодня реально нуждается в ваших молитвах; когда каждый из вас молится за Россию, за Президента, за воинство; когда каждый из вас понимает, что у него свое место в этой борьбе за свободу нашего Отечества».

Если бы россияне вдруг снова очутились в событиях 400-летней давности, когда их землю топтали завоеватели из Польши и Литвы, эти слова были бы как-то уместны: верующие и монахи молились бы за своего Предстоятеля, царя и воинство. И этот единый порыв мог бы умолить Бога спасти их землю, семьи и детей от жестокого врага.

Но сегодня реальность совсем иная. Сегодня армия РФ ведет войну на территории другого государства. При этом в РПЦ считают УПЦ своей частью и убеждены, что украинцы обязаны поминать Патриарха Кирилла.

Но если следовать этим словам главы Русской Церкви, то выходит, что сотни тысяч, а то и миллионы украинцев, у которых армия РФ убила и покалечила родных и близких, разрушила их дома, должны молиться за Россию и Путина. А еще – за российских военных, щедро посылающих им ракеты и шахеды. Насколько такой призыв просто по-человечески этичен?

И можно было бы сказать, что Патриарх адресовал свои слова исключительно монахам Лавры, однако в другом месте он заявил, что его слово «разлетится по Руси Великой». То есть Патриарх совершенно точно имел ввиду и Украину.

Но что такое вообще единство Церкви? Действительно ли оно в общности с государством, его правителем и войском? Ответ на этот вопрос содержится в Новом Завете и у святых отцов. Так, в книге Деяний четко говорится, что внешним выражением единства было совершение Евхаристии: «И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа. Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви… Все же верующие были вместе» (Деян. 2:44-45). Из этого текста становится понятно, что единство Церкви – это не общность с людьми, которые просто проживают с тобой на одной территории, а единство во Христе.

В другом месте апостол пишет: «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях» (1 Кор.1, 10).

Святитель Иоанн Златоуст, комментируя эти слова, объясняет, что такое единение Духа: «Как в теле дух все объемлет и сообщает какое-то единство разнообразию, происходящему от различия членов телесных, так и здесь. Но Дух дан еще и для того, чтобы объединять людей, неодинаковых между собою по происхождению и по образу мыслей».

Можно ли сказать, что все жители многоконфессиональной РФ и ее президент находятся в единстве в Духе? У нас нет такой уверенности.

Кто-то скажет, что слова Патриарха надо понимать через призму слов святителя Игнатия Богоносца о том, что «где епископ – там Церковь». Но как тогда понимать необходимость молитвы за Путина, Россию и воинство, как выражение «единства Церкви»? Какое отношение имеет все это к мистическому, сакральному, экклезиологическому единству во Христе? Ставить государство в контекст единства Церкви – это достаточно спорный византийский прием, который, кстати, показал свою полную несостоятельность. Потому что православные иерархи, желая сохранить Византийскую империю, подписали унию с католиками – потеряв, таким образом, и православие, и государство.

Без государства не будет Церкви?

«Церковь наша не должна сегодня бояться, не должна уходить в сторону, не должна молчать. В чем же наше участие в этой вселенской борьбе, если мы толком не молимся? Правило читаем, по четкам молитвы считаем, но о самом главном не молимся − о спасении России. О поддержке тех сил, которые сегодня на переднем рубеже борьбы за свободу нашего Отечества, а значит, и за нашу Церковь. Ведь если не будет свободной России, то и Церкви Русской не будет».

Что для христианина самое главное? Ответ очевиден – это спасение его бессмертной души. Можно ли говорить, что в РФ такое спасение возможно, а, к примеру, в Эквадоре или Польше – нет? Такого мы утверждать не можем. Тогда почему молитва о спасении России – «это самое главное»?

Отечество христианина не в каком-либо государстве земного шара, пускай и с прохристианскими властями. Апостол Павел четко и ясно сказал: «Наше же жительство – на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа» (Флп. 3, 20). Еще яснее сказал Христос: «Царство Мое – не от мира сего». Это не означает, что мы не должны заботиться о государстве, не должны быть его гражданами.

Но нужно ли ставить государство во главу угла? А, тем более, утверждать, что без государства невозможно существование Церкви?

Можем ли мы, к примеру, представить святителя Иоанна Златоуста, говорившего пастве, что без Римской империи не будет Церкви Константинопольской? Или святителя Луку, утверждавшего, что без СССР Церковь погибнет?

Ведь в последнем примере все произошло наоборот – несмотря на все советские гонения, Церковь стала только сильнее.

Мы понимаем, что хотел сказать Предстоятель РПЦ – что разрушение России приведет к упадку Русской Церкви. Но почему так? Не потому ли, что Церкви в РФ «удалось» отождествить себя с государством? Как бы там ни было, но все государства имеют временный характер, в том числе и РФ, Церковь же – вечна. «Созижду Церковь Мою и врата ада не одолеют Ее», – сказал Спаситель.

К тому же Христос не ставил знак равенства между «защитой переднего рубежа за свободу нашего Отечества» и Церковью. Наоборот, Он сказал, что «Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда» (Ин. 18, 36).

***

Из этого выступления Патриарха видно, что Русская Церковь вынуждена сегодня следовать «милитаристической» риторике российского общества, пускай эта риторика и идет в очевидный разрез с евангельскими принципами. И потому РПЦ находится в очень сложном положении.

С одной стороны, власти России ждут от нее постоянного уверения в своей лояльности, ждут, что она сможет полностью закрыть «идеологическую нишу». А это, с учетом Евангелия, радикально неотмирного, сделать очень непросто.

С другой стороны, если эту нишу закрыть не удастся, то в России очень быстро найдут РПЦ замену в лице тех же мусульман − у них с милитаризмом все проще. А в случае, если ислам в РФ станет господствующей религией, у православных возникнут большие проблемы, несмотря на нынешние декларации любви и сотрудничества. И Патриарх все это видит, или, по его словам, «чувствует». А значит, когда он говорит, что на Русскую Церковь «многие силы воссташа, и внутренние, и внешние» – он не нагнетает, а указывает на проблему.

Дружба с властями – это палка о двух концах. Строительство храмов и всецелая поддержка – это хорошо. Но иногда приходится платить за это непомерно высокую цену, приходится выбирать между комфортом и Евангелием. А выбирать всегда надо только Христа. Это трудно и тяжело, но «нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деян. 4, 12).