Dura lex sed lex: что такое католический фундаментализм?

Известному испанскому философу и прозаику Бальтасару Грасиану принадлежит такое знаменательное изречение: «Оригинальничанье – это некий самообман, вначале приятный, соблазняющий новизной и прямой остротой, но затем, когда ничего хорошего не получится, и ты прозреешь, – весьма прискорбный». Особого смысла и актуальности поднятой нами теме придает факт того, что процитированный испанец – иезуит, и «новизна» Католической Церкви во всех ее проявлениях касается как собственно католицизма, так и православия, о чем мы поговорим ниже.

Православие никогда не отличалось ригористическим подходом к человеческой личности в конфессиональном плане: для православной Церкви человек ценен, несмотря на свою конфессию или же отсутствие таковой. Каждый человек – это образ и подобие Божие. Вы никогда не найдете на страницах святоотеческих творений ни одного указания на прямую или косвенную зависимость между ценностью личности и ее вероисповеданием. Однако личность и Спасение личности – это не одно и то же. Спасение возможно только в пределах истинной Церкви, которая, как Тело Христово, которым она мистически является – одна.

В последнее время среди людей, лишь внешне ассоциирующих себя с православной Церковью, а иногда и богословов, и выпускников семинарий, нередко приходится слышать восторженные восхваления в адрес всей Римско-Католической Церкви и папы Римского в частности. Автором статьи никоим образом не движет «конфессиональная ревность», единственное, что настораживает здесь любого здравомыслящего человека – это причина такого резонанса, корнями своими уходящая в сравнительно недавнее событие избрания Папой Римским Франциска. Еще не так давно – в свете исторической встречи Римского понтифика и Патриарха Московского, – интернет пестрил сравнительными анализами «главы» церкви и предстоятеля поместной Церкви, глава которому Христос, и, естественно, не в пользу последнего. Как это часто бывает, такие скоропалительные выводы и «религиозный фурор» производят номинальные верующие, не говоря уже о том, чтобы они владели достаточными познаниями в области православной экклезилогии. Человек, как падшее творение с поврежденной природой, склонен к обману на инстинктивном уровне. Мы все слышим лишь то, что хотим услышать, и видим все вещи точно так же.

Устоявшийся миф о либеральности католицизма и консервативности православия, движимый привычкой, – ведь, по словам Ф. М. Достоевского, «человек ко всему привыкает», – разбивается о камни фундаментальных познаний в вероучении православия и католицизма и знакомством не на поверхностном уровнем с жизнью клира и прихода.

Почему Второй Ватиканский собор 1962-1965 гг. так часто ставится в пример церковных реформ? Не потому ли, что по своей сути он являет собой иллюзию последней, облеченную в соборные определения, источник законности которых не собор, а папа? По словам протодиак. Андрея Кураева, все документы Второго Ватиканского собора «проникнуты монархическим духом», а все его «революционные» определения – это веками пройденный этап в жизни Православия. Православная Вселенская Церковь в этом отношении может быть названа эталоном церковной демократии, ведь соборность – это понятие, которое движет церковью и помогает ей реализовать себя в ответ на вызовы современности, имея своей Главой только Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа. Рабский церковный менталитет – это отличительная черта католицизма, и, по-видимому, пресыщенный духом икономии и свободы, приобретенной ценой Крови Христовой (1 Кор. 6: 20), которая пронизывает всю Православную Церковь, человек как раб стремится найти себе хозяина и послужить ему в лице человека, забывая о том, что Богочеловек приходил на эту землю, чтобы послужить, и в каждом человеке видел друга и равного себе (Ин. 15: 15). Немаловажным будет отметить тот факт, что Второй Ватиканский собор, при сопоставлении документов, не стоит и близко к Поместному Собору РПЦ 1917-1918 гг. И это выражается не только в вертикали церковной власти, но и в отношении к мирянам и их роли в жизни Церкви, о чем говорит уже упомянутый нами протодиак. Андрей Кураев.

Мы все слышали о таком явлении, как «церковный налог», которым облагаются верующие и за счет чего получают государственную зарплату священнослужители РКЦ. Но за ним стоят некоторые далеко не общеизвестные факты, выставляющие католическую дисциплину как проповедующую свободу и любовь, но напрочь лишенную их на деле. Уже более пяти лет, как любой человек, отказавшийся выплачивать церковный налог, но продолжающий считать себя членом Церкви, предается анафеме, причем это церковное решение ратифицировано светским судом¹. Другими словами, если вы отказались от пожертвований, то не видать вам таинств Церковных, и вы лишитесь причастия вплоть до смертного одра, пока не заплатите положенную сумму. Очевидно, сторонники такой практики выставляют счет не только за вхождение в церковную общину, но и за возможность стать причастниками плодов искупления. Прошло пятьсот лет, а Реформация в конечном итоге так ничего и не добилась. По-видимому, понятие индульгенции просто неотделимо от католицизма: настолько прочно оно там устоялось, что, уходя, оно лишь принимает иные формы, оставаясь по своей сути одним и тем же.

Государственные зарплаты католических священнослужителей и церковный налог – это ящик пандоры и кабала, в которую католичество добровольно себя ввергает. Действительно, находясь в прямой зависимости от государственного бюджета, Католической Церкви не остается ничего, как выполнять любые прихоти государства. В перспективе речь может зайти и о венчании однополых браков, что уже давно имеет место в протестантизме и к чему неуклонно стремится католичество, что видно на примере Испании, в которой каждый четвертый католик выступает за подобную практику (результаты опроса «Voice of the people»). Иначе говоря, кто платит, тот и заказывает музыку.

Вопрос брака – это отдельный разговор в католичестве. Православная Церковь призывает верующих к идеалу семьи как малой Церкви; она негативно смотрит на растущие практики разводов православных венчанных семей, однако жизнь человека – это его жизнь, Церковь не может принуждать человека к чему-либо силой, и вопросы подобного рода целиком и полностью находятся в компетенции епархиального архиерея, который, если и благословляет второй брак, то делает это после увещевания и испытания совести ищущих такого благословения. В случае с Православием, расторжение брака имеет законный, хоть и крайне нежелательный характер, что закреплено в Основах социальной концепции РПЦ. В римо-католицизме вопросами расторжения брака по сути занимается только Ватикан и лично Римский Папа. Архиерей де-факто не имеет права выносить свое решение по таким делам в обход «центра», хотя, по инициативе Франциска, де-юре децентрализация все-таки произошла и медленно набирает обороты. Такой поворот по своей сути не меняет ничего, ведь если вопросами «аннулирования» будут заниматься не в Ватикане и бесплатно, это еще не значит, что кто-то обязан выносить положительное решение и «портить статистику» и устоявшуюся практику церкви. Здесь стоит отметить, что «расторжение брака» с точки зрения католицизма – это признание его недействительным, ведь РКЦ буквальным образом не знает, что такое развод. Другими словами, люди могут прожить вместе какой-то период времени, а потом Церковь может признать их брак как «не существовавший в действительности». Налицо схоластический и рациональный подход к нуждам людей, в котором канонам Церкви уделяется одно из последних мест.

Консервативность католичества проявляется и в отношении к области Hi-Tech. Лишь лет десять назад Римским Папой Бенедиктом XVI была издана директива, которая официально разрешает католическим священнослужителям пользоваться мобильными телефонами. В ряде католических семинарий будущим священникам категорически запрещают ими (а также компьютерами) пользоваться вплоть до выпуска.
  
Духовное образование РКЦ интересно также тем, что лишь каких-то лет 50 назад начался процесс выхода из изоляции, когда священники жили, полностью отгородившись от реального мира, будучи механизированными исполнителями треб. До сих пор студенты духовных семинарий РКЦ обязаны ходить только в паре – если отбросить благочестивое обоснование, то делается это для того, чтобы рассказывать о грехах брата начальству и тренировать свое «эго», которое к моменту выпуска нередко приобретает форму «цели служения». Хотя, безусловно, бывают и исключения. Любой же студент православных духовных учебных заведений может увидеть разительный контраст, ведь в его распоряжении не только свободное время, которым он может распоряжаться, как ему угодно (не забывая в то же время о своем призвании), но и блага техники. Все квалификационные работы и семестровые сочинения православных духовных академий набираются только на компьютере, а обилие духовной литературы свободно доступно для них в электронном формате.

Недавнее событие, освященное рядом СМИ, когда Папа Римский навестил бывших священников, избравших, уже будучи в сане, путь семьи, также по-своему примечателен. Дело в том, что люди подобного характера сталкиваются с рядом трудностей. Первая – уход такого священника строго регламентируется Ватиканом: по большому счету, его могут и не отпустить, занимая, таким образом, место совести личности.

Зачастую благословения/ неблагословения такие люди ждут годами. Но и в случае положительного решения говорить о «позитиве» не стоит: за запрещением в священнослужении следует длительный запрет на Причастие. На таких людях, вопреки духу христианского отношения к личности, лежит печать изоляции и тяжкой греховности. С точки зрения католического права и традиции, жест Папы Франциска сродни походу президента в «провинциальный» зоопарк – по сути, в глазах Святого Престола это так и выглядит.

Что же касается либеральности католичества, то она все-таки действительно имеет место. Это касается преимущественно американского католицизма и содержится в области миссии и проповедничества.

Католичество действительно проповедует милосердие Божие, но только его. Вы почти не услышите проповедей на тему Суда Божия, ответственности перед Богом и посмертного воздаяния. Да, Бог – это действительно Любовь, но Любовь, которая не закрывает глаза на грех; Любовь, которая проповедует Христа на Кресте, а не без него. Католическое богословие неминуемо столкнется с парадоксом Любви и Суда Божия, на чем и остановится, ведь в плоскости схоластики – это дилемма, которая не поддается решению, поэтому лучше не заморачиваться и проповедовать всем Любовь Христову. Действительно, зачем говорить о грустном? Это напоминает процесс употребления отчаявшимся человеком алкоголя, который помогает не решать проблему, а забыть о ней. Возможно, фактическая консервативность самого католичества и его либеральные проповеди показывают очевидный разлом в церковном самосознании католичества, когда клир и миряне живут своей жизнью, объединяясь лишь вокруг личности монарха – Папы.

А тем временем в среде обиженных мнимых православных, к сожалению, сбывается слово апостола Павла: «Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху» (2Тим. 4: 3). И видим мы то, что хотим увидеть, и слышим то, чего нет на самом деле, ведь так приятно быть обманутым, да и «errare humanum est»². Всем же остальным хочется пожелать не искать альтернатив истинной Вселенской Церкви и не идти на поводу у новизны, которая в своей основе всегда стара, ведь новое – оно на то и новое, а если и сравнивать, то только себя вчера и сегодня: насколько ближе я стал ко Христу как к Моему идеалу и Спасителю?

Читайте также: Диалог с католиками: главное и второстепенное

Сноски:

1. http://korrespondent.net/business/taxes/1399740-v-germanii-neplatelshchikov-religioznogo-naloga-budut-otluchat-ot-katolicheskoj-cerkvi

2. Человеку свойственно ошибаться – лат.